Эк куда загнул С треском, грохотом Размечтался!.. Сумлеваюсь я в грохоте Греметь-то нечем ужо. Другое обидно: там, где вскоре окажемся, табачок не понюхаешь, вкусно, с отрыжкой не поешь. Не придётся пруссака бить и шведов всяких, с дипломатами иноземцев на кулачки идти да спорить до хрипоты, интересы страны отстаивая, ворчливо поддержал коллегу второй старик. Помолчав, добавил: Ох, ох, ох
Зато комаров, этих аспидов, не будет, язвительно прошамкал третий.
Что комары? Дались они тебе. Зеркала забудут наше отражение, тлен невидим. Молчу ужо про знакомых наших, раздраженно произнёс второй старик.
Знакомые что?.. Куды они денутся? У всех один путь. Встретимся на том свете, поговорим. А вот потомки должны нас запомнить по делам нашим. Кряхтя, медленно, но с колен Рассеюшка поднимается, и мы немало в этом поусердствовали, пробурчал третий старик. Затем, помолчав, добавил: Деревья, говорите, в лесу?.. Пни, и те сгниют?.. Так ведь ямки останутся. В них, глядишь, влага собираться будет. А там птичка попьёт, животные да грибочки тоже влагу любят, всё людям польза будет.
Скажешь тоже «ямки»! Забыл нешто, как мы с императором нашим Петром Алексеевичем вона каналов сколько нарыли. Петербург отстроили!.. Сколько баталий выиграли Гнус, наводнения, голод всё нипочём было.., едва слышно, печально молвил второй старик. И дочь его, матушка-государыня Лизавета Петровна, тоже, вона сколько наделала, Фридриху рога-то пообломала. Не скоро Пруссия на ноги встанет. Берлин, Кенигсберг поди, наши будут теперича.
Молодые шибко были, крепкие, мечтательно произнёс первый старик. Ушло наше время, молодь подрастает. Лизавета Петровна тож уходит в мир иной, мир неизведанный. Не сегодня-завтра предстанет она пред Богом. Как жаль! Красивая была матушка-государыня! Я ведь, господа, ей ручку когда-то целовал, на глазах старика блеснули слёзы. Он не спеша промокнул их салфеткой и с горечью продолжил:
Кто взойдёт на престол? Племянник её Пётр Фёдорович? Аль кто другой? Чай, французы, пруссаки, турки, татары крымские, поляки, да мало ли их, врагов Руси, ждут перемен в свою пользу
Как-то Россия дальше жить будет? Кто заменит нас, верных слуг престола? уже совсем тихо прошептал третий старик. Кто?.. требовательно добавил он.
Не боись, найдутся! неожиданно твёрдым и совсем не стариковским голосом произнёс второй. Велика Россия, кто-то обязательно найдётся. Мы их наверняка ещё не знаем.
А хотелось бы хоть одним глазком узреть их лица. Кто они?.. мечтательно прошамкал третий старик.
Тени на стенах шевелились, пламя медленно тускнело, свечи догорали
Часть первая. Несостоявшийся митрополит
Смерть императрицы
События, которые происходили в Санкт-Петербурге в морозный четверг 24 декабря2 1761 года, шли своим чередом. В преддверии Рождества Христова народ бездельничал, жевал сочиво3 и, как мог терпел последние часы, соблюдая пост.
Однако странным было это навечерие4 Не слышно было шумного веселья, такого обычного в русских традициях, не гремели фейерверки, на улицах столицы не раздавался залихватский звон бубенцов празднично разукрашенных экипажей. Что-то парило в этой предночной тишине тревожное, необъяснимое.
Вокруг города с утра бушевала вьюга. Без устали гоняла она падающие снежинки, сбивая их в сугробы перед порогами домов. Потом со злостью, словно передумав, раскидывала их и намётывала сугробы на другие места. И так целый день
Дувший со стороны Невы ледяной ветер стих только к вечеру. С неба посыпались крупные хлопья снега, скрывая пропущенные вьюгой голые участки земли. Однако через пару часов снегопад прекратился.
Между тем вид города был красив: вдоль припорошенной снегом набережной кирпичные дома с черными смолеными сваями затейливой архитектуры, со слуховыми окнами на высоких крышах; за ними, совсем недалеко, бедные лачуги, крытые дёрном и берестой. Дальше за домами топь да лес. И всё это создавало иллюзию гармонии, ставило всё на свои места: здесь богатые, а там бедные.
Фасады некоторых домов были украшены в честь наступающего 1762 года, с которым связывалось так много надежд. На присыпанных снегом улицах нарядно одетые люди обменивались при встрече вымученными улыбками, изредка слышался смех игравшей в снежки молодёжи