Смерть гордо посмотрела вперед, тут же как будто завибрировал воздух, поднялось пространство и точно опустилось в потолок, откуда ни возьмись ровно посередине зала появилось старое обрамленное золотистой рамой зеркало в человеческий рост. Вся стеклянная поверхность была покрыта приличным слоем пыли, из-под которого выглядывала женщина в черном. Смерть взглянула на свое отражение, оно совершенно точно повторяло ее сейчас.
Надо же, какое странное зеркало, тихо произнесла она, смотришь в него, а себя не видишь
С этими словами она аккуратно дотронулась рукой до зеркальной поверхности и она, точно вода, пошла мелкой рябью, превратившись в упругую материю. Тут же отражение словно потеряло своего истинного хозяина, ожило, и сделав довольно удивленное лицо, постаралось побыстрее выбраться из тесноты рамки. Смерть подала отражению руку и вскоре ее двойник стоял с ней рядом, вытирая пыль со своего платья. И не было меж ними никакой разницы, за малым исключением, то существо, что еще недавно было скованно узами стекла, теперь спокойно стояло рядом со своей хозяйкой.
А сейчас, сказала она Демону, возьми меня за руку, я больше не желаю здесь находиться, я хочу снова затеряться где-то между третей и четвертой параллелями времени, мне нужен воздух, а здесь он мне противен
И уже через несколько минут три черные фигуры растаяли в темноте, лишь звонкий женский смех продолжал эхом отзываться по разным углам.
Глава 2
День 1-ый.
Утро. Далеко-далеко, за окном, тихонечко начинает разгораться осенний солнечный свет, он слаб и неярок, да тоненькой розовой змейкой едва просачивается сквозь слегка приоткрытое окно. Нежная алая лента пробирается все дальше, захватывая в свои объятия все больше и больше пространства: начиная с запыленных серых гардин, заканчивая запачканным отпечатками худых пальцев зеркалом. Из темноты начинают вылезать силуэты мебели: вон, старый грязный шкаф с давно незакрывающейся дверцей неучтиво поприветствовал занимающийся день, далее, свои гротескные очертания начинает выказывать трюмо, за ним небольшой письменный столик, с разбросанными по всей его площади бумагами, протертый кожаный диван, отшельнически стоящий в углу и неутомимо ждущий рассветного солнца, далее несколько неудобных стульев и одна кровать, вот, и вся обстановка. Может быть, Вы, мой читатель, упрекнете меня, что мой язык слишком скуден, а мой словарный запас слишком мал, чтобы описать что-то еще, возможно более интересное и занимательное, в этой маленькой комнатушечке, на что мог бы упасть цепкий взор наблюдательного писателя, но нет! Ничего увлекательного и любопытного здесь не было, единственное, что можно было бы еще отметить, что комната была отделана безвкусно, бедновато, единственная мебель, что имелась в запасе, была вся подпорченной, во многих местах деревянный паркет изрядно прогнил, а отсыревшая штукатурка сыпалась прямо на голову со всех четырех углов. Скудно и очень нелепо. Наверное, именно сейчас стоило бы и перейти к знакомству с объектом, возбудившем во мне столь неистовое любопытство, но перед этим мне бы хотелось рассказать об одной красивой вещи, что можно было наблюдать, стоя босиком на холодном полу у окна это была вишня, вернее ее ветки, что гибкими ящерами пробирались сквозь свет дня и мрак ночи к вечному куполу неба. Весной, когда на улице стояла сырость, а под ногами текли ручейки грязного талого снега, эта вишня распускалась, подставляя свои молоденькие зеленые листочки лучам ласкового солнца, и именно в это время, наступала самая прекрасная пора жизни в квартире, когда во всей комнате стоял терпкий, сладкий запах распускающейся новой жизни, а сладкоголосые птицы прославляли на разные лады приходящую весну. А вот осенью, то есть сейчас, все было совсем по-другому: ржавые листья уставшим вальсом кружились по воздуху, а затем неугомонным ветром приносимые, залетали в комнату и застилали собой гнилые доски паркета и только несколько упавших сморщенных багровых ягод нарушали неповторимый узор желто-оранжевого ковра. И это было все.
Маленькая, убогая, старая комнатушечка и два спящих в ней человека один на кровати, другой укутанный шерстяным пледом на диване. Тот, что спал на кровати, был мужчина, на вид, лет не более чем восемнадцати, он выглядел явно моложе своих лет, и этот факт порой доводил его до отчаяния, ведь ему было тридцать три года и его лицо не имело ни одной морщинки и ни одной складинки, но как и любой мальчишка, этот, любил придумывать себе стариковские приметы, которые должны были бы выдавать в нем либо могучий ум, либо постоянство душевных страданий. Однако, ничего этого на лице его не было, только лишь его карие глаза, слегка потускнели и его губы, имевшие от природы цвет слегка бледноватый, огрубели. На голове его не было ни одного седого волоска, но на ярком ослепительном солнце, его кудрявые золотистые волосы, могли отдавать в своей палитре белоснежным цветом, никак не сединой, которую при каком-нибудь случайном разговоре так любил подрисовывать себе он. Стан его был прям и величав, плечи широки, а руки мускулисты и вообще, это был вполне себе такой незамысловатый внешний образ, из индивидуальных черт можно было отметить разве что небольшое пятнышко в форме креста на левой руке, да глупую привычку его, а собственно, Волнянского Константина Германовича, именно так звали моего героя, носить старые слегка потрескавшиеся по углам «удачливые» очки.