В ответ на насмешки родственников, которые называли его музей не иначе как «Долина Смерти», он холодно и серьезно отвечал, что народы мира испокон веков придавали огромное значение ритуалам, связанным со смертью.
Годами он собирал интересный материал, имеющий отношение к смерти: слайды, фильмы, картины, офорты, такие, как апофеозная картина вознесения президента Линкольна на небеса, репродукции Тадж-Махала, пирамид, местных мавзолеев из инкрустированного медью дерева, индийских погребальных костров; современные гробы; копии погребальных барабанов, витые раковины, зонтики и мечи, статуэтки лошадей без всадников с перевернутыми стременами и экземпляры траурных одеяний всех времен.
Темой лекции было траурное одеяние. Он готовил ее для слушателей, которые только что закончили обсуждение подборки книг о похоронных ритуалах. Он собирался показать им слайды костюмов из своего музея.
«Наглядность всегда очень кстати во время лекции», — решил он, проезжал по маршруту 138 через ньюпортский мост. Последний раз он использовал слайды в прошлом году, когда читал выдержки из «Справочника по этикету» Эми Вандербильт 1952 года, где она советует не надевать на похороны лакированные туфли. Свое выступление он сопровождал фотографиями лакированной обуви, начиная с детской до женских лодочек и мужских выходных полуботинок, и все ради причудливого эффектa.
Но теперь ему хотелось закончить как-то по-новому.
«Интересно, что подумают о нас будущие поколения, увидев изображения вдов в красных мини-юбках, скорбящие семьи в джинсах и кожаных пиджаках. Сумели они разглядеть в этих нарядах глубокие социальные и культурные традиции, как мы пытаемся сделать это по одежде прошлых веков? Если так, то не хотелось бы вам подслушать их комментарии?»
Как удачно сказано. Это смягчит неловкую ситуацию, возникавшую всегда, когда он говорил о том, что у народности Бираван вдову или вдовца облачали в лохмотья, потому что верили, что душа покойного, блуждающая среди живых после остановки дыхания, может возненавидеть даже тех, кого любила. Предположительно лохмотья символизировали скорбь и соответствующий ей траур.
Когда в музее он подбирал слайды, эта мысль не покидала его. Он чувствовал напряжение между умершей Нуалой и живой Мэги. Вокруг Мэги была враждебная атмосфера. Ее надо предупредить.
Он знал телефон Нуалы наизусть и в сумерках своего музея позвонил. Он уже хотел положить трубку, когда услышал запыхавшийся голос Мэги, но не отозвался и нажал на рычажок.
Предупреждение может показаться ей странным, а ему не хотелось выглядеть ненормальным.
— Я не псих, — сказал он вслух, потом засмеялся. — Я даже не странный.
2 октября, среда
24
Нейл Стефенс мог полностью сосредоточиться на изменчивом рынке ценных бумаг. Клиенты восхищались точностью его предсказаний и прозорливостью в определении тенденций. Но за пять дней, в течение которых он не мог связаться с Мэги, он стал рассеянным и грубым с ассистенткой Триш.
Наконец терпение ее кончилось, взмахом руки она приказала ему остановиться и сказала:
— Такой парень, как ты, может стать брюзгой только по одной причине. Наконец-то тебя кто-то заинтересовал, да только она на тебя не клюет. Так что добро пожаловать в реальный мир, но мне тебя жаль, поэтому постараюсь быть терпеливой.
После невнятного:
— На ком все тут держится? — Нейл удалился в свой кабинет и снова принялся вспоминать имя мачехи Мэги.
Раздражение от навязчивого чувства, будто что-то не так, привело к тому, что он нагрубил двум престижным клиентам, Лоренсу и Фрэнсис Ван Хиллари, посетившим его контору в то утро.