- Поедешь ко мне… Рыжий тебя отвезет… В спальне есть секретер… В нем фотки… Найдешь фото телки по имени Полина… Если привезешь эту Полину сюда до того, как я сдохну, получишь десять штук…
Я удивленно смотрел на него. Крупный, красивый тридцатисемилетний брюнет, сын украинки и чеченца, бывший самбист, бывший бандит, а ныне крутой бизнесмен и мультимиллионер… Но сейчас даже от такого короткого монолога он взмок до испарины. И вообще у него три пулевых ранения, причем одно в области паха. И капельница подключена к вене, и еще какието провода тянутся изпод бинтов на груди к экранам двух мониторов. Так на хрена ему телка?
Кожун чуть повернул голову к рыжему начальнику своей охраны, сидевшему подле двери. Остальные четверо быков с легальным оружием стояли по ту сторону двери этой явно элитной, валютной больничной палаты.
Рыжий приблизился к его кровати.
Кожун шевельнул пальцем.
Рыжий сунул руку под пиджак, но достал не пистолет, а пухлый кожаный бумажник, набитый деньгами, отсчитал десять зеленых сотенных и протянул мне.
- Аванс… - тихо сказал Кожун и закашлялся, кровь брызнула изо рта на больничное одеяло.
Я посмотрел на деньги, на Рыжего, потом на Кожуна. В нашей картотеке он значился под фамилией «Кожлаев Роман Расимович, криминальный авторитет по кличке Кожун. Родился 02.05.1963 в Мытищах Московской области. Образование: 10 классов. Специализация: рэкет, внедрение в крупные бизнесы - строительный, казино, рестораны, ночные клубы. Первые деньги сделал на чеченской нефти. В августе 1998 г. состояние умножилось на порядок. Контакты…» Самое поразительное было то, что он вызвал в больницу меня - меня, который разрабатывал и вел его четыре года, словил в двух его казино чёрный нал и закрыл их. Меня, которого он пытался купить и убить…
- Ну! - сказал мне Рыжий. - Поехали!
Я посмотрел ему в глаза и взял деньги.
Когда это было? Полгода назад? Пять месяцев? Да, в сентябре… Тогда я еще работал и не думал о пенсии. А теперь у меня пенсия 2300 деревянных в месяц и краснобордовая книжечка подполковника ФСБ, которую я не сдал и хрен когданибудь сдам, потому что по ней я могу бесплатно ездить в общественном транспорте и входить в любые двери. Вот, правда, и все, что дала мне родина за двадцать пять лет верной службы. Впрочем, вру. Она давала мне массу возможностей продать ее целиком и в розницу в Афгане, нажиться за ее счет в Чечне, хапать слева и справа от ее имени в Москве и черпать ложками и даже лопатами в провинциях, как это делают иные в нашей конторе - достаточно посмотреть, на каких они ездят машинах: при зарплате двести баксов в месяц у них «мерседесы», «БМВ» и «форды». А у меня? Почему у меня ни хрена нет, кроме квартиры, которая осталась после отца? Кому нужна моя честность, сколько она стоит? Десять лет назад я прилетел из Чечни, где отсидел две недели, добывая документы на самые первые миллионные махинации с авизо, - и что? Еще оттуда, из Грозного, я позвонил домой и спросил: «Какая у вас погода?», а жена сказала: «Ой, у нас уже снег! Мы ночью встали, а за окном снегу!..» «Кто - мы?» - удивился я, поскольку дочке тогда было всего три года. «Ну, это я фигурально…» - ответила она. Но, прилетев ночью из Грозного и добравшись к утру домой, я обнаружил, что в моей постели с моей женой кувыркается какойто хмырь - действительно фигурально!
Я, как был, с портфелем в руке, вышел из квартиры и пешком - по снегу, сквозь октябрьскую метель - пришел с Алтуфьевского шоссе на Беговую, к матери. С тех пор я тут и живу, маму похоронил еще семь лет назад, дочь не видел уже шесть лет - после того как из конторы ей автоматически стали отправлять алименты, эта сука, ее мать, сделала все, чтобы дочка меня отвергла, отрезала.