Ицхак осторожно, как на экзамене, крутил баранку, стараясь не ободрать внедорожник в тесноте о камень.
Вспомнил, где Народный дом?[3] спросил Бенцион.
Ицхак передёрнул плечами:
Давно не был здесь. Где-то возле хильвы[4] Представь себе.
Ничего не слышал об этом.
Пора бы. Дом Собраний. Там учат детей правилам жизни. Крупицам религии. Постигший их становится «посвящённым». Укаль, как они называют.
Запомню. Что дальше? Все пути ведут в Рим?
Не факт, знаешь ли, не факт, огляделся Ицхак.
Выбор оставался за ним, но улочки рассыпались, как порванные бусы. Разбежались кто куда. Главная нитью вилась к солнцу, и «Мазда» грузно взобралась на площадь, затопленную зноем.
Близился полдень.
Кажется, Народный дом уникальность то похороны, то торжества, проговорил Бенцион, тоже внимательно осматриваясь, не стоит ждать траура в окнах.
Наверняка ответил Ицхак, у друзов комфортное отношение к рождению и смерти.
Мимо просеменили женщины, шёпот терялся в шорохе одежд. Обе в светлых платках и тёмно-синих платьях, мешковатых, словно с чужого плеча. Ицхак с чувством приподнял над рулём руки кто знает, как встретят они вопрос незнакомого мужчины. Притормозил возле живописного старика. Вислые усы, мраморно-белый тюрбан и необъятные галифе.
К гадалке не ходи, дресс-код фанатика веры, предостерёг Бенцион, на службе друзы терпимей к моде.
Дед царапнул взглядом «Мазду».
Доброе утро, шейх, почтительно высунулся из окна Ицхак, хочу спросить, как добраться к Народному дому
Вы, вижу, к семье Букия? в иврите старика не слышалось арабского акцента.
Верно, к ним сдержанно ответил Ицхак.
Старик не спешил.
У покойного Хасана пятеро сыновей, которому из них вы приятели?
Мансуру
Достойный юноша Служите вместе? растягивая слова, поинтересовался он.
С обеих сторон выстраивались машины.
Точно, согласился Ицхак, воздержавшись от разъяснений. Место службы Мансура не тема для бесед с первым встречным.
У меня трое пацанов. Один в полиции, двое в армии Арчи Шустера знаете?
Ещё бы. Без пяти минут генерал, ответил Ицхак, уязвлённый фамильярным отношением к командиру.
Старик стоял на своём:
Дружбан мой. Мы с ним на офицерском курсе были много годков назад.
Солнце перегородило зенит. Движением завладел ступор. Сколько ждать вопрос лишний. Если шейх счёл нужным говорить, значит, так надо. Старик в галифе неприкосновенен и всегда прав. Никто не выражал недовольства.
Прежде, чем указать дорогу к Народному дому, дед обмолвился, что на Песах полковник Арчибальд Шустер приезжал в Хорфеш за хлебом[5]. К тому же многие считают, что выпечка здесь лучшая в мире. Старик знает, что говорит. Таких дедов в Израиле много, почти все. Впечатление, что любому известны государственные тайны от агентурной сети разведки до числа ядерных боеголовок, которых в стране по определению нет. Поэтому врагам обломится дырка от бублика. Глаза шейха прищурены, но дальнозорки
Возле Народного дома машины впритирку к стенам, не разъехаться, но ни криков, ни ругани. Из уважения к месту, семье покойного и врождённого достоинства. Без надсады, суеты и драматизма.
Припарковались, колёса тронули бордюрный камень. В двух шагах кладка османских времён, чуть выше щепетильная англосаксов. Вровень с алой черепицей, как марево, Нижняя Галилея. Ретроспектива до горизонта, соблазн больше западный, чем восточный.
Ты помоложе, пропустил Ицхак Бенциона.
Зато ты постарше возразил тот, но, ощутив взгляды из окон, осёкся и шагнул вперёд.
Внутри покой и прохлада, десятки мужчин хранят память. И безмолвствие, мера отсчёта бесконечности, внезапности и замкнутости.
Ицхак и Бенцион не уловили, в какой момент прервалась тишина, даже не попытались объяснить себе, как проморгали. Шаркнул о пол шелест, высвобождая движение. Словно взвился смерч, подняв с места всех единым всплеском. Бенцион отшатнулся назад, натолкнувшись на Ицхака. Оба смутились. Но, не застав среди скорби ни осуждения, ни насмешки, двинулись дальше.
К ним подошёл Мансур. Втроём обнялись. Прижались головами. Красноречивее слов.
Вокруг стояли братья. Безусые юноши. Кряжистые, как вековые дубы, мужчины. Седоусые шейхи. На лицах достоинство и величие. Ожидание без тревоги и суеты.