Что, холодно? спросил Юрчик.
Ага, сказала Настя.
Юрчик подмигнул.
Не май-месяц.
Он пощекотал ей голый бок под пледом. Пальцы были холодные, царапающие. Настя изогнулась, отодвигаясь.
Давай к папе с мамой съездим? она ткнулась носом Юрчику в щеку.
Твоим?
Моим.
Далеко?
У них квартира за мостом, в старом микрорайоне.
Хорошо, сказал Юрчик. Может в следующую субботу? Я с делом разберусь, и двинем. Они как, в курсе, кто я?
Мой любимый человек, сказала Настя.
О!
Как ни странно, но первые два дня без Юрчика Настя никакого беспокойства не ощущала. То ли в голове так уложилось, то ли помогло, что в пятницу случился аврал, и весь офис в поте лица готовил инвентаризационные отчеты. Некогда было даже об обеде и прочем подумать. Вздыбленное начальство гарцевало между столами и грозилось египетскими казнями. В субботу же внезапно позвонила школьная подруга, и Насте пришлось оказывать ей скорую психологическую помощь, выступая в роли человека, которому можно пожаловаться на мужа, свекровь, детей, коллег и весь мир.
Они зависли в кафе часов на пять, съели на двоих пять чизкейков, три порции греческого салата и выпили восемь чашек кофе (две из них с ликером). Подруга, красивая, платиновая блондинка, не обделенная ни мужским вниманием, ни, что гораздо примечательнее при ее красоте, умом, ковыряя ложечкой чизкейк, спрашивала у Насти, в чем, собственно, состоит жизнь. Должна она себя ограничивать или не должна. Может она себе позволить слегка расслабиться или нет.
Смотри, говорила она, есть мой Тема. Хороший муж, замечательный отец. Но мы, понимаешь, слегка остыли друг к другу. У него дел по горло, поднимает второй магазин, поставщики, персонал, кредитная линия, он с Антошкой раз в неделю нормально пообщаться может.
А с тобой? спросила Настя.
Подруга издала горловой звук.
Два. Два раза в неделю. И то я или засыпаю, или мы ужинаем, или он мне рассказывает из туалета, какими богатыми мы будем через два или три года. Потом что-то про китайские товары, перевозчиков, бизнес-план, какое-то ква-ква
Ква-ква?
Ну, чтобы карты принимать платежные.
Эквайринг?
Наверное. Да, это самое. Язык сломать можно. Ква-квайринг. Это занимает его больше, чем я. И понимаешь, я ощущаю, что он видит во мне уже не женщину, не жену, а слушателя, что моя функция в нужный момент сказать: «Темушка, как я тобой горжусь!». И поцеловать. В лоб.
Но он с тобой, а не с кем-то еще.
Подруга грустно улыбнулась.
Это да. И у нас даже бывает секс. Но, знаешь, я все больше думаю, должна ли я хранить Теме верность? У него дела, магазины, сотрудники и друзья, а у меня, по сути, только старый багаж, с детства, со школы, ты, Привалова Лидка и мама. И иногда двоюродная сестра.
И триста друзей «ВКонтакте».
Разве это друзья? Это так, скрасить время. А тут, представь, неожиданно всплыл Тимур Солодовский. Помнишь, в седьмом классе сидел за две парты от меня? Потом родители его переехали в Харьков.
Настя помотала головой.
Не помню.
Светленький такой был. Ты, правда, тогда в Батарова была влюблена, может и не обратила внимания.
Я?
Настя почувствовала, что густо краснеет. Оказывается, все знали тогда о ее чувствах, как она их ни прятала. Ох, казалось бы, когда это было-то? Больше десяти лет назад. А до сих пор в жар бросает. Батаров, Батаров, проморгал ты свое счастье, да.
Ты, ты, кивнула подруга, и большинство девчонок класса. Даже я. А Солодовский таким шикарным блондином стал! Объявился, позвал меня в ресторан. Сказал, что был в меня влюблен.
Да тебе все наши мальчишки записочки писали!
А результат?
Подруга отодвинула пустое блюдце, скомкала салфетку. Ее ухоженные пальцы щелкнули в воздухе, подзывая официантку.
Нет, понимаешь, сказала она, наклоняясь и понижая голос, Тему я люблю. И вышла я за него по любви и на перспективу. Теперь квартира есть, дача есть, две машины. Собственно, куда больше? Но Солодовский!
Что? спросила Настя.
Подошла официантка, девчонка лет восемнадцати с проколотой бровью, косой черно-зеленой челкой и фенечкой на запястье.
Кофе с ликером, попросила ее подруга.
И мне, сказала Настя.
Хорошо.
Пустые блюдца и чашки переместились на поднос.
Солодовский предлагает вспомнить молодость, сказала подруга, глядя, как под стукоток каблуков официантка уходит к стойке. А мне уже двадцать шесть Представляешь, скоро будет тридцать.