В наполненной паром душевой вдруг воцаряется молчание.
— …А после его наградят орденом, — заканчивает голый.
С неожиданной яростью Барран бросается вперед и хватает десантника за волосы. Голый даже не сопротивляется. Хоть Барран и прижимает его голову к столу, он не перестает ухмыляться.
Так же внезапно, как медик, реагируют остальные игроки Вокруг Баррана возникают три лезвия: это опасные бритвы, еще более впечатляющие, чем ножи.
На какое-то время все застывают. Затем Барран отшвыривает голого на его стул. Выпрямляется и идет к двери. У выхода подпирает стену Пропп — неподвижный, в линялом пятнистом комбинезоне.
— У тебя еще есть что проиграть, док, — негромко роняет он.
Барран останавливается и смотрит на легионера. У того на губах его обычная улыбочка.
Обезлюдевшая казарма. За окнами уже ночь.
На столе — стакан, до краев наполненный виски. Сидя перед ним, Пропп опускает в стакан одну за одной четыре пятифранковые монеты, зорко следя за тем, чтобы жидкость не пролилась.
— Последняя, док, — предупреждает легионер. Пятая монета скользит на дно стакана. Купол поднимается еще, но виски не проливается.
— Йеа-а-а!.. — торжествующе вопит Пропп и выпрямляется.
Барран, не сводя с него глаз, застегивает на себе штатские брюки, натягивает свитер и куртку. Потом — без единого слова достает из вещмешка револьвер в кобуре — тот, что выпадал утром на пристани, — и бросает его легионеру. Пропп с удовлетворением разглядывает оружие. Прокрутив барабан, он замечает, что один патрон пуст.
— Почему тут не хватает одной пули, док? — спрашивает он.
Ответа нет.
— Мой первый в жизни револьвер был даже здоровей этого, — говорит Пропп, продолжая вертеть оружие в руках. — Я был пацан, так что еле его поднимал.
Барран мельком поглядывает на легионера, но ничего не говорит.
— …А это была моя первая проигранная война! — заявляет Пропп. — Когда я беру чью-нибудь сторону, можешь быть уверен, что победят другие.
Барран по-прежнему молчит.
— Но все равно, профессия у меня перспективная, — говорит Пропп, вкладывая револьвер назад в кобуру. — Впереди еще полно войн, которые надо проиграть.
Барран затягивает лямки вещмешка, собираясь уходить. Пропп внезапно оказывается перед ним.
— У меня есть путевочка в Конго, док, — говорит он уже совсем другим тоном. — Поехали со мной.
— Я тебе уже ответил, папаша. Пропп торопливо продолжает:
— Едет пятнадцать человек — с рацией, врачом и прочим. Дележка в конце. (Усмехается.) А там — кто его знает? Может, делить придется уже не на пятнадцать…
Вместо ответа Барран посылает легионеру крюк в челюсть, от которого у того, кажется, должна оторваться голова. Пропп с грохотом приземляется подле металлического оружейного шкафа, изо рта у него течет струйка крови.
Барран уходит, на плече у него — вещмешок. Пропп даже не пытается подняться. Сидя на полу с револьвером в руках, он смотрит вслед медику со своей обычной насмешливой и зловещей ухмылкой.
В ночи вспыхивает пара нестерпимо ярких фар.
Барран, входивший в город безлюдной улочкой, ослепленный, отворачивается. Он медленно пятится, держа в руке вещмешок Фары продолжают светить прямо на него. Позади — серые стены, ограды, запертые двери. Деваться некуда.
Барран резко отпрыгивает в сторону, к самосвалу, стоящему у стройплощадки. Прижавшись к его кабине, он видит, как гаснут фары, слышит звук открываемой дверцы и хруст шагов по гравию. Шаги приближаются. Обогнув самосвал, он бесшумно подходит к машине с незаглушенным двигателем, запускает свободную руку внутрь через открытую дверцу и внезапно включает фары.