Нас тупил двадцатый год - Владимир Исаев

Нас тупил двадцатый год

Владимир Исаев

© Владимир Исаев, 2020

Марта

Мир изменился. Не сразу, конечно. И нет смысла искать причины, почему и как это произошло. Сначала просто пошел дождь. Немного погодя, как только на асфальте появились небольшие лужи, в воздухе сильно запахло миндалём или чем-то в этом роде. Сияние появилось несколько позже, когда Марта открыла глаза и присела на край кровати. Её немного удивило, что растения в горшках разговаривали: обсуждались последние новости корневых болезней и поведение проклятых насекомых, которые постоянно досаждали старому кактусу. Она не стала ждать окончания диалога и вышла на веранду. Вокруг было всё, но, в то же время, ничего не было: сияние  вот что существовало кругом, мешая разглядеть предметы дальше деревянных ступенек. Красота этого света поражала и завораживала. Марта прищурилась,  так всегда делала её кошка, когда смотрела в небо, как будто видела и понимала нечто, чего людям никогда и ни за что не понять и не увидеть. В безграничном сиянии ослепительного света она отчетливо услышала голос. Голос опять звал её, Марту. Как же прекрасен этот нежный и ласковый напев! Плавно раскачиваясь, Марта шагнула ему навстречу.

Все люди умирают. Это факт. Человек чувствует свою смерть задолго до того,  и это тоже правда. Уж Марте это было более чем известно. Да сколько их было этих доказательств  всех не пересчитать! Не сказать, что ей были всегда рады, но и Марте не всегда нравилось то, что она делала. Хотя, вряд ли от неё что-то зависело: она была простым исполнителем. Этот голос  он повелевал, напевая нечто, что туманило разум и подавляло волю. Да, вы не ошиблись  она была той, кто забирал жизнь. Или нет, скорее той, кто сопровождал жизнь в другую область бытия, доселе неизвестную и неизведанную, или просто забытую.

На этот раз её ждал какой-то старик. Так сказал Голос. Марта пыталась разглядеть в туманном сиянии лицо или хотя бы очертания человека, но увы!  такой возможности она не имела, и тех, кого забирала  забирала вслепую Марта могла лишь слышать последние слова и вздохи тех, кто пойдет за ней. Так произошло и сейчас: стоя на веранде, она слышала хрип старого человека. Старик, видимо, уже не мог говорить; только стон изредка вырывался из его дряхлой груди.

 Я вижу тебя, смерть  его голос дрожал, но в нём не было испуга. Я вижу тебя!..

Марта остановилась. До границы Сияния оставалось несколько шагов. Дальше нельзя. Голос Сияния не позволяет. Но что-то знакомое и до боли родное прозвучало в этом старческом голосе: «Папка!»

Сняв мягкие тапочки и приподняв подол белоснежного платья, Марта пошла на звук. И хотя уже все Голоса Сияния вопили о том, что дальше нельзя,  она их не слышала. Уже не слышала. Мир изменился в очередной раз: «Я иду к тебе, папка! Как же ты там без меня?!»

Последние новости

Вот и дождь пошёл,  с небесной канцелярией, значит, тоже договорились

Всё делается для того, чтобы я уехала.

Сейчас и здесь  шикарный вокзал, построенный только лишь для моего отправления; помню, когда только сюда пришла, меня встретил невзрачный, безлюдный пустырь

Этот чемодан, на котором сижу, и эта коробка для шляпы появились несколько позже, когда люди поняли, что я не собираюсь уезжать. Вы не поверите, но они проложили рельсы только ради того, чтобы я исчезла!

Смотрите, ух-ты!  перрон в мою честь из плиточки выложили, чтобы, значит, не обидеть.

А, вот и поезд Ничего не жалеют! Ни денег, ни времени  паровоз  это слишком дорого, согласитесь. Мир людей, одним словом. А завтра, когда уеду, эти человеки начнут плакать и рыдать  говорить, что не могли без меня жить и всякое такое

Кто я?

Я уже сама не понимаю: сначала меня называли Верой, но упаковали в шляпную коробку,  так, для красоты. Затем  Надеждой, и засунули в чемодан для путешествий,  так, на всякий случай Но я, как вы уже поняли,  Любовь.

Счастливо оставаться, люди!

Вы сами этого хотели.

Хотя, если честно, время для прощания немного есть  мой поезд только приближается

Два Роберта

 Валя, здравствуйте  дребезжащий тонкий голос Роберта напомнил продавщице звук вчера разбившейся рюмки на её новой кухне.