-Бывает -- сами по себе хорошие люди, но запу-тались и других пугают. Они научат...
-- Я старше их... Больше видела. В свое время газеты чи-тала...
-- Это неважно. Я докажу что они запутались. Первое: они ни черта не делают. Как так можно? Да возьми ты, к приме-ру, первобытное общество -- там же все работали! А кто не работал, тому голову разбивали дубиной.
-- Мы не в первобытном обществе, -- нехотя возразила Ольга.
-- Тем более!
-- Как это ничего не делают? Одни учатся, другие рабо-тают... А время проводят, как хотят, никому до этого нет дела.
-- Они воруют! -- сорвался на крик Ивлев, но взял себя в руки. -Работают... Где это можно так работать, чтобы коньяк чуть не каждый день пить? Иди поинтересуйся: час-то рабочий человек коньяк пьет?
-- Голову на плечах надо иметь.
-- А у меня что, тыква? Чем я хуже их?! Я вот с таких лет работаю...
-- Ну и работай. От каждого -- по потребности. Чего ты обижаешься? -Ольга, кажется, нарочно злила мужа и са-ма начинала злиться. -- Ты -рабочий, гордись этим. А они -- хлюпики, стиляги... Чего они тебя волнуют?
Петру вспомнились нарядные, нагловатые парни, лени-вые улыбки их... И ярость опять охватила его.
-- Они народ обворовывают! Работают! Вижу я, как они работают. Подружка твоя учится?! Она что, знать больше хо-чет?! Ей, гадине, лишь бы диплом получить да сесть на шею кому-нибудь... Думаешь, это интеллигенты?
-- Сволочь ты, -- откровенно зло и резко сказала Ольга. Села, посмотрела на мужа уничтожающим взглядом. -- Верно сказал: тыква у тебя на плечах. Чего ты на людей на-летел? Научился топором махать -- делай свое дело.
Этот отпор Ольги был так неожидан, что Ивлев сперва растерялся. Молчал.
Ольга встала с кровати, мельком оглядела комнату.
-- Я ухожу. Совсем. Люди, о которых ты говоришь, -- не такие уж хорошие. Никто не обманывается, и они сами то-же. А ты -- дурак. Загнали тебя на "правильную дорогу" -- шагай и помалкивай. Кто тебе дал право совать нос в чужие дела?
Точно гвозди вколачивали в голову Ивлева.
"Сейчас ударю", -- подумал он и не двигался с места, слушал слова, от которых у него, казалось, распухали уши.
-- Чем ты лучше этих людей? Они умнее тебя, честнее, если хочешь знать. Сознательный... Если тебе за твою работу дадут в два раза больше, ты половину отдашь народу? Тре-пач... Я думала, ты парень... мужчина... Сопляк. Научили де-сять слов говорить -- живи с этим, хватит. В первобытном обществе и этого не знали. Прощай, -- Ольга направилась к выходу.
Ивлев подошел к двери, толкнул жену на кровать.
-- Сядь. Объясни мне, я не могу понять: неужели...
Она встала и пошла грудью вперед.
-- Уйди. Прочь! -- глаза совсем чужие. Ненавидящие.
Петр опять толчком посадил ее. Она встала и опять по-шла...
Трижды сказала:
-- Прочь с дороги! Вон! Ненавижу тебя!
"Все", -- понял Ивлев.
Ольга вышла.
Больно стало Ивлеву, так больно!.. Показалось: не хватит сил превозмочь эту боль.
Ольга не пришла на другой день. Не пришла она и на тре-тий, и на четвертый. Петр ждал ее вечерами, она не шла.
На пятый день вместо нее пришла с чемоданом та самая девица, с которой Ивлев беседовал после свадьбы.
-- Здравствуйте, -- вежливо сказала она,
Петра удивила такая ее вежливость.
-- Здравствуй, -- он приготовился услышать что-нибудь о жене. "Мириться, наверно, хочет. Слава те, господи".
-- Ольга попросила взять кое-какие ее вещи. Нужно...
-- Пусть сама придет.
-- Она не придет никогда.
У Ивлева упало сердце.
-- Тогда ничего не получите, -- сказал и сам не понял: за-чем?
Девица уставилась на него укоряющим взглядом.
-- Как не стыдно...
-- Нет, это вам как не стыдно?! Сбили человека с панта-лыку да еще вякаете, приходите! Закрой дверь с той сто-роны.
Помолчали.
"Зря разоряюсь, -- подумал Ивлев. -- Кому доказываю?"
-- Забирай, что надо, и уходи.
-- Я только попрошу на минуту выйти.
-- Зачем?
-- Нужно... Я буду женские вещи брать.