Варенька Олесова - Максим Горький

Максим Горький

Варенька Олесова

I

Через несколько дней после назначения приват-доцентом в один из провинциальных университетов Ипполит Сергеевич Полканов получил телеграмму от сестры из её имения в далёком лесном уезде, на Волге.

Телеграмма кратко сообщала:

«Муж умер, ради бога немедленно приезжай помочь мне. Елизавета».

Этот тревожный призыв неприятно взволновал Ипполита Сергеевича, нарушая его намерения и настроение. Он уже решил уехать на лето в деревню к одному из товарищей и работать там, чтобы с честью приготовиться к лекциям, а теперь нужно ехать за тысячу с лишком вёрст от Петербурга и от места назначения, чтоб утешать женщину, потерявшую мужа, с которым, судя по её же письмам, ей жилось не сладко.

Последний раз он видел сестру года четыре тому назад, переписывался с нею редко, между ними давно уже установились те чисто формальные отношения, которые так обычны между двумя родственниками, разъединёнными расстоянием и несходством жизненных интересов.

Телеграмма вызвала у него воспоминание о муже сестры. Это был добродушный человек, любивший выпить и покушать. Лицо у него круглое, покрытое сетью красных жилок, глазки весёлые, маленькие; он плутовато прищуривал левый и, сладко улыбаясь, пел на сквернейшем французском языке:

Ипполиту Сергеевичу было как-то неловко верить, что этот весёлый малый умер, потому что люди пошлые обыкновенно долго живут.

Сестра относилась к слабостям этого человека с полупрезрительным снисхождением; как женщина неглупая, она понимала, что «в камень стрелять только стрелы терять». Едва ли её сильно огорчила смерть мужа.

Но отказать ей в просьбе было бы неудобно. Работать можно и у неё не хуже, чем где-нибудь

Ипполит Сергеевич решил ехать, и недели через две, тёплым июньским вечером, утомлённый сорокавёрстым путешествием на лошадях от пристани до деревни, он сидел за столом против сестры на террасе, выходившей в парк, и пил вкусный чай.

У перил террасы пышно разрослись кусты сирени, акаций; косые лучи солнца, пробиваясь сквозь их листву, дрожали в воздухе тонкими золотыми лентами. Узорчатые тени лежали на столе, тесно уставленном деревенскими яствами; воздух был полон запахом липы, сирени и влажной, согретой солнцем земли. В парке шумно щебетали птицы, иногда на террасу влетала пчела или оса и озабоченно жужжала, кружась над столом. Елизавета Сергеевна брала в руки салфетку и, досадливо размахивая ею в воздухе, изгоняла пчёл и ос.

Полканов уже успел заметить, что сестра как он и думал не особенно огорчена смертью мужа, что она смотрит на него, брата, испытующе и, говоря с ним, что-то скрывает от него. Он ожидал увидеть её нервной, бледной, утомлённой. Но теперь, глядя на её овальное лицо, покрытое здоровым загаром, спокойное, уверенное и оживлённое умным блеском светлых глаз, он чувствовал, что приятно ошибся, и, следя за её речами, старался подслушать и понять в них то, о чём она молчала.

 Я была подготовлена к этому,  говорила она спокойным контральто, и её голос красиво вибрировал на верхних нотах.  После второго удара он почти каждый день жаловался на колотья в сердце, перебои, бессонницу Говорят, он там очень волновался, кричал накануне он ездил в гости к Олесову тут есть один помещик, полковник в отставке, пьяница и циник, разбитый подагрой. Кстати, у него есть дочь,  вот сокровище, я тебе скажу!.. Ты познакомишься с ней

 Если нельзя избежать этого,  вставил Ипполит Сергеевич, с улыбкой взглянув на сестру.

 Нельзя! Она часто бывает здесь, а теперь, конечно, будет ещё чаще,  ответила она ему улыбкой же.

 Ищет жениха? Я не гожусь для этой роли.

Сестра пристально посмотрела в его лицо, овальное, худое, с острой чёрной бородкой и высоким белым лбом.

 Почему же не годишься? Я, конечно, говорю вообще, без мысли об этой Олесовой ты поймёшь почему, когда увидишь её но ведь ты думаешь же о женитьбе?..

 Пока ещё нет,  кратко ответил он, подняв от стакана свои глаза, светло-серые с сухим блеском.

 Да,  задумчиво сказала Елизавета Сергеевна,  в тридцать лет делать этот шаг для мужчины и поздно и рано

Ему нравилось, что она перестала говорить о смерти мужа, но зачем же, однако, она так пугливо позвала его к себе?

 Нужно жениться в двадцать лет или в сорок,  задумчиво говорила она,  так меньше риска обмануться самому и обмануть другого человека а если и обманешь, то в первом случае платишь ему за это свежестью своего чувства, во втором же хотя бы внешним положением, которое почти всегда солидно у мужчины в сорок лет.