На этот раз тетушка Анжелика ждала его не за дверью, а на пороге, а вместо подзатыльника мальчика встретила гримаса, отдаленно напоминающая улыбку.
- Вот и я! - сказал, входя в комнату, Питу; в тоне его звучала самоуверенность человека, сознающего, что он прожил день недаром.
- Ты и твой мешок, - сказала тетка Анжелика.
- Я и мой мешок, - повторил Питу.
- И что же лежит в твоем мешке? - осведомилась тетка Анжелика, с любопытством протягивая к нему руки.
- Шишки.
- Шишки?
- Конечно; сами посудите, тетушка Анжелика: если бы папаша Лаженес, сторож Волчьей рощи, увидал, что я рыскаю по его участку без мешка, он бы тут же спросил:
«Что это ты здесь делаешь, маленький бродяга?» И вдобавок что-то бы заподозрил. Другое дело, если я хожу с мешком; он меня спросит, что я здесь делаю, а я в ответ:
«Я-то? Я шишки собираю. А что, теперь уже запрещено собирать шишки?» - «Нет». - «Ну вот; раз это не запрещено, значит, вы мне ничего не можете сделать» И, действительно, пусть только попробует что-нибудь мне сделать - нет у него такого права.
- Выходит, вместо того, чтобы расставлять силки, ты целый день собирал шишки, бездельник! - завопила тетушка Анжелика, которая, не желая вникать в тонкости, думала только об ускользавших от нее кроликах.
- Наоборот, я расставлял силки, собирая шишки, прямо на глазах папаши Лаженеса.
- И он ничего тебе не сказал?
- Почему же? Он сказал: «Передай привет тетушке Питу». Вообще-то он молодчина, правда?
- А кролики? - продолжала гнуть свое тетушка Анжелика, которую ничто не могло отвлечь от главной цели.
- Кролики? Луна встает в полночь, в час пополуночи я схожу взглянуть, поймались они или нет.
- Сходишь куда?
- В лес.
- Как, в час пополуночи ты пойдешь в лес?
- Конечно.
- И ты не боишься?
- А чего мне бояться?
Тетушка Анжелика была столько же очарована храбростью Питу, сколько удивлена его ловкостью.
Дело в том, что Питу, простодушный, как все дети природы, не знал ни одного из тех ложных страхов, что мучают городских детей.
Поэтому в полночь он, не моргнув глазом, отправился в путь вдоль кладбищенской стены. Невинный ребенок, никогда не оскорблявший своим независимым существованием ни Бога, ни людей, так же мало боялся мертвых соотечественников, как и живых.
Боялся Питу одного-единственного существа - папашу Лаженеса, отчего нарочно сделал крюк, чтобы пройти мимо его дома. Поскольку двери и ставни были закрыты, а свет в доме потушен, Питу, дабы удостовериться, что сторож у себя, а не в лесу, принялся лаять по-собачьи так похоже, что Ронфло, пес папаши Лаженеса, принял этот лай за чистую монету и, разразившись лаем еще более заливистым, подбежал к двери, чтобы принюхаться.
С этой минуты Питу успокоился. Раз Ронфло дома, значит, дома и папаша Лаженес. Ронфло и папаша Лаженес были неразлучны, и если на горизонте показывался один, можно было поручиться, что очень скоро рядом возникнет и другой.
Итак, совершенно успокоенный, Питу направил свои стопы к Волчьей роще. Силки сделали свое дело, два кролика попались в ловушки и там задохлись.
Питу сунул их в широкий карман того чересчур длинного кафтана, который уже через год стал ему слишком короток, и возвратился к тетушке.