Кристофер Прист
1
В кондиционируемой тишине кабинета Джейсон Фаррелл ощущал звон пружины где-то в спинке своего вращающегося кресла из черной кожи. В болезненной ясности утреннего похмелья Фаррелл слишком остро чувствовал этот звук – единственное нарушение совершенства этой пустыни из стекла и пластика.
– … с другой стороны, – говорил сидевший напротив через стол мужчина, некий мистер Эдвард Ло, как предусмотрительно значилось на табличке двери его кабинета. – С другой стороны, мы можем просто выдать вам единовременно крупную сумму денег вместо пенсии и покончить на этом.
– Да, – сказал Фаррелл.
– Ну, так что вы предпочитаете?
Фаррелл изо всех сил старался сосредоточиться. Сейчас на карту поставлена его карьера, а решение принимали кабинетные гражданские вроде этого.
– Я не понимаю, почему меня необходимо отстранить от полетов, – сказал он. – Я вполне восстановил силы и в такой же форме, как тот, что идет следом за мной. Ведь мои физические данные хороши, не так ли?
На столе у Ло лежала аккуратная стопка документов, на которой покоилась его ладонь. Пальцы медленно постукивали по бумаге.
Он кивнул:
– Ваши физические данные в порядке, но я боюсь, этого не скажешь о психических. Похоже, эта авария обострила одну-две скрытые мании, отразившиеся на манере поведения.
– Что за чертовщину вы несете? – резко наклонившись вперед, спросил Фаррелл, требовательным тоном.
Ло холодно взглянул на него.
– Если вам нравится перевод на обыкновенный язык, – вы слишком много пьете.
– Я не у дел уже шесть месяцев. Вы ожидали, что я буду жить на молоке?
– Мы не интересуемся следствиями, капитан Фаррелл. Нас заботят причины. Неоспорим факт, что на протяжении двух недель после выписки из военного госпиталя Альянса вас дважды арестовывали за нарушение порядка. Помимо явного пренебрежения законнностью, ваши периодические запои свидетельствуют о развитии алкогольных наклонностей.
– Это вздор, Ло, – сказал Фаррелл, – но, Бог с вами, я действительно пью гораздо больше, чем прежде. Стоит мне приступить к полетам, и я завяжу с этим.
– Дело не только в выпивке.
– В чем же тогда?
Ло взял в руки верхний документ из стопки и просмотрел его. Потом отложил в сторону и взял второй.
– Реакции вашей нервной системы упали до 170 по шкале Корнелиуса. Требуемый для космических пилотов минимум равен 210. Развивается слабый астигматизм зрения. Сейчас оно едва выше 97 %. У пилота должно быть 100 % зрение. Поверхностный электрозаряд вашей кожи при адреналиновом возбуждении недостаточен: более чем на единицу меньше нормы. Рейтинг пассивности резко упал, а коэффициент агрессивности поднялся почти до 72. Хотите услышать что-то еще?
– Есть что-то еще?
Ло медленно кивнул.
– Как пилот вы кончились, Фаррелл.
– Но, черт побери, вряд ли это моя вина.
– Мы вполне отдаем себе в этом отчет. Ваш случай стал предметом массы дискуссий. Финансово Альянс готов щедро вознаградить вас, но большего сделать не может.
Фаррелл снова откинулся на спинку кресла, недоумевая, почему не догадывался, что это может случиться. Бог знает, сколько уже было предупреждений. И длительный отпуск, и десятки медицинских осмотров, и непрерывные отсрочки с получением назначения.
Последние два месяца он сидел в Нассо, поглощая столько вина и солнечного света, сколько могло принять его тело внутрь и снаружи. Милостливое солнце багамского пляжа действовало на самочувствие сравнительно благотворно, и Фарреллу удалось убедить себя, что жизнь снова обретет для него смысл.
– Космическому Управлению, конечно, жаль вас терять. Я уверен, что вы были одним из его лучших пилотов.
– Нет, – сказал Фаррелл, – лучший Тречи.