Старый ирландец знал, что полковник появляется в его духовной вотчине, когда душа требует облегчения, но нуждается для этих целей не в беседе с Богом или с ним, отцом Джонатаном, а в помощи церковного сторожа Стенли Доусона, с которым он, по слухам, полтора десятка лет назад занимался на просторах Карибского моря делами отнюдь не богоугодными.
— Рад вас видеть в добром здравии, — пропел святой отец, рассматривая лицо высокого гостя. Оно никогда не отличалось здоровым румянцем, а теперь и вообще напоминало посмертную гипсовую маску.
— Здравствуйте, святой отец. Как вы уже, наверное, поняли, мне нужен этот бездельник Доусон.
Настоятель развел руками.
— Вы, наверное, еще не слышали. Дело в том, что у нашего сторожа прорезался проповеднический дар.
— Что вы имеете в виду?
— Именно то, что сказал. Он заявил мне с неделю назад, что ему явился святой Франциск и в результате переговоров с ним Стенли понял, что должен оставить свои обязанности, надел рубище, взял в руки суковатую палку и отправился в сторону Армстоуна — хочет нести слово Божье неграм на плантациях Стеффенса и Фортескью.
— Вряд ли им это понравится.
— Неграм?
— Плантаторам.
Святой отец вежливо улыбнулся.
— В свое время он неплохо прокладывал курс моего корабля, — проговорил негромко, как бы про себя, его превосходительство, — посмотрим, как он теперь будет предводительствовать заблудшими душами.
Настоятель воздержался от комментариев.
Губернаторский кортеж направился к трактиру «Золотой бушприт». Его появление под сводами этого заведения с совершенно испорченной репутацией произвело переполох, впрочем, не чрезмерный. Очень не часто, но, можно сказать, регулярно его превосходительство имел обыкновение здесь появляться, чтобы пообщаться с хозяином Бобом Боллом. Встретила полковника жена хозяина заведения, Ангелина, ни обликом, ни характером не соответствующая своему имени тетка. Она, как и настоятель собора Святого Патрика, изучила привычки губернатора. Она знала, что его появление в трактире свидетельствует о том, что на душе у него неспокойно, но при этом для лечения внутренних ран ему требуется отнюдь не ром, а старый товарищ Бобби, бессменный боцман капитана Фаренгейта.
— Здравствуй, Ангелина.
— Здравствуйте, ваше превосходительство.
— Почему мой старый друг меня не встречает?
— Позавчера его петух Ястреб победил Красного Дьявола, и Бобби решил на радостях уничтожить все запасы спиртного на Ямайке, можете спуститься в подвал и поговорить с ним, только не думаю, что это доставит вам удовольствие.
Губернатор мрачно кивнул, надел шляпу и медленно вышел из трактира. Так же медленно и как бы с трудом поднялся в коляску.
— Итак, — сказал он сам себе негромко, — один изменил мне с морем, другой с Богом, третий с ромом.
— Что вы сказали, хозяин? — обернулся грум.
— Едем домой.
Коляска покатила по набережной, вызывая некоторый интерес у редких зевак. Мулаты вскочили с корточек и затрусили следом.
— Стой! — вдруг сказал вознице полковник, выпрямляясь на сиденье. — Ты знаешь дорогу к дому Биверстоков?
— Конечно, хозяин, такой красивый дом.
— Я чрезвычайно рад вашему визиту, милорд, — сказал мистер Биверсток, поднимая бокал с портвейном и любезно улыбаясь гостю. Он лгал; дело в том, что он был скорее удивлен тем, что губернатор сидит здесь, у него, на его мраморной террасе под навесом из пальмовых листьев. В дружеских отношениях они не состояли, и приглашения, которые богатейший плантатор острова посылал первому лицу колонии, носили скорее характер актов вежливости, чем проявлений искренней приязни. Хотя поводов для взаимного недовольства или недоверия между двумя самыми значительными гражданами Ямайки не было.