Тем не менее все оказалось отнюдь не так просто. С самого начала освоения ламрима мы переживали сомнения относительно тем, которые для наших тибетских учителей были самоочевидны. Учения по драгоценной человеческой жизни а это одна из первых медитаций ламрима описывают то, насколько нам повезло родиться людьми, а не существами в аду, голодными призраками или животными. Тибетцы, выросшие в культуре, в которой верят в перерождение и различные царства бытия, принимают эту тему без вопросов но для тех из нас, кто вырос в христианской, иудейской или светской культуре, уважающей науку, дело обстоит иначе.
Более того, пока наши тибетские учителя рассуждали о том, что все явления пустотны от истинного бытия, мы задавались вопросом: «Существует ли Бог?» Пока они учили бессамостности, мы пытались отыскать свою душу или свое истинное «я». Пока они объясняли зависимое возникновение, мы искали единую абсолютную истину, которая не зависела бы ни от чего иного. С философской точки зрения наши представления не совпадали.
Традиционное изложение учений предполагало, что слушатели уже имели веру в Будду, Дхарму и Сангху и были свободны от сомнений относительно религиозных институтов и проблем с авторитетом. Учения были обращены к людям, которые могли отделить собственные эмоциональные нужды от своей духовной практики, могли правильно понять наставления. Например, предполагалось, что при размышлении над своими вредоносными действиями мы не утонем в чувстве вины, а при осмыслении недостатков эгоцентризма не станем себя жестко критиковать. Предполагалось, что мы не поддадимся свойственной нашей культуре склонности идолизировать тех, кто наделен харизмой.
В свою очередь, мы, жители Запада, предполагали, что все тибетские учителя будды и что тибетское общество совершенным образом воплощает ценности, с которыми мы выросли: демократию, гендерное равноправие, заботу об окружающей среде и так далее.
Все эти допущения с обеих сторон были ошибочными, и через какое-то время многие выходцы с Запада начали испытывать в изучении и практике Дхармы затруднения. Культурные различия представляли сложность и для нас, и для наших духовных наставников, которые как могли старались учить людей с совершенно новым для себя мировоззрением. У всех ушло много лет на то, чтобы осознать: жителям Запада нужны учения, предваряющие ламрим. Для того чтобы мы смогли вырасти в Дхарме, этапы пути необходимо начинать с материала, который соответствовал бы нашим склонностям.
Его Святейшество Далай-лама понял это и соответствующим образом адаптировал свои учения на Западе. Вместо того чтобы начинать с темы опоры на духовного наставника, приравниваемого к будде, он начинал с двух истин с того, каким существование вещей кажется, и того, как они существуют на самом деле. Он не говорил, что несколько повторений определенной мантры защитит нас от перерождения в адах, а вместо того объяснял четыре истины арьев тех, кто неконцептуально воспринимает окончательную реальность. Он не говорил, что выпитая благословленная вода очистит множество эонов разрушительной кармы; вместо того он давал нам учения о природе ума, о том, как работают умственные омрачения, и о возможности достижения освобождения. Погружаясь в философию, которая лежит в основе буддийского мировоззрения, он просил нас глубоко над ней размышлять. Он призывал нас усомниться в собственном гневе и сострадательно открыть сердце для всех живых существ. Далай-лама придерживался прагматичного подхода; узнав, что Земля, вопреки буддийским представлениям, не плоская и вращается вокруг Солнца, он сразу сказал: если наука что-то неопровержимо доказала, нам следует принять факты и не цепляться за противоречащие им положения писаний.
Именно в такой атмосфере в 1993 году я попросила об аудиенции у Его Святейшества; из-за его плотного расписания она состоялась только два года спустя. Во время беседы я смиренно попросила Его Святейшество написать короткий текст ламрима, предназначенный для нетибетцев, текст, которым тибетские геше могли бы пользоваться при обучении жителей Запада. Этот текст описывал бы различные темы в порядке, подходящем людям, которые не росли в буддийской среде; он прояснял бы сомнения и вопросы, с которыми в Дхарме сталкиваются нетибетцы. Его Святейшество согласился с этой идеей, но немедленно сказал, что сначала нужно написать больший по объему комментарий, из которого затем уже и можно будет извлечь пункты, образующие коренной текст. Он попросил меня обсудить со старшими последователями Дхармы те темы, которые следовало бы включить; предоставил мне в качестве основы для работы расшифровку учений по ламриму, которые недавно даровал, и попросил начать. Я побеседовала со множеством старших западных практикующих и собрала список вопросов, тем, проблем и сомнений, по которым этим практикующим хотелось услышать мнение Его Святейшества.