– Ну, он же затворник, – ответил Эд.
Зазвонил телефон. Эд снял трубку, и Том услышал, как он заверяет кого‑то – Джеффа, конечно, – что Том здесь и готов ехать в галерею.
Но Том еще не чувствовал себя вполне готовым. Он чуть вспотел от волнения.
– А как поживает Цинтия? – спросил он Бернарда, стараясь произнести это жизнерадостным тоном. – Ты видишься с ней?
– Нет, я больше не встречаюсь с ней. Почти не встречаюсь. – Бернард искоса взглянул на Тома, затем опять уставился в пол.
– А что она скажет, когда узнает, что Дерватт приехал в Лондон на несколько дней?
– Думаю, ничего не скажет, – ответил Бернард хмуро. – Она не… С ней не будет проблем, не волнуйся.
Эд закончил телефонный разговор.
– Цинтия не станет ничего говорить, Том. Это не в ее духе. Ты ведь помнишь ее, Том?
– Ну так, в общих чертах.
– Если она ничего не сказала до сих пор, то и дальше не скажет, – добавил Эд. Он произнес это так, будто имел в виду: “Она не болтушка; наш человек”.
– Она удивительная, – сказал Бернард мечтательным тоном, ни к кому не обращаясь.
Неожиданно он вскочил и ринулся в ванную. То ли ему понадобилось в туалет, то ли он почувствовал, что его вырвет.
– Не беспокойся по поводу Цинтии, Том, – сказал Эд мягко. – Мы ведь живем с ней здесь, – в смысле, в Лондоне. Она года три уже ведет себя тихо. С тех пор, как порвала с Бернардом. Или он порвал с ней.
– Она счастлива? У нее кто‑нибудь есть?
– О, да, она вроде бы нашла себе приятеля.
Вернулся Бернард. Том налил себе скотч, Бернард выбрал перно, а Эд не стал пить ничего. Он сказал, что боится, так как принял успокоительное. К пяти часам Том выяснил или обновил в памяти кое‑какие подробности, в том числе о греческом городе, где Дерватта видели в последний раз почти шесть лет назад. Если Тома спросят, он должен сказать, что покинул Грецию под чужим именем, устроившись смазчиком и маляром на греческий танкер, направлявшийся в Веракрус.
Пальто они позаимствовали у Бернарда: оно было более старым, чем плащ Тома или что‑либо из гардероба Джеффа. Том с Эдом отправились в галерею, оставив Бернарда в студии, куда все они должны были вернуться.
– Господи, он как в воду опущенный, – сказал Том, когда они вышли на улицу. Он шагал тяжело, как бы с трудом. – Надолго ли его хватит?
– Не суди по сегодняшнему дню. Он всегда сам не свой во время выставок. Он вытянет.
Ну да, Бернард – рабочая лошадка, подумал Том. В то время как Эд и Джефф процветали и наслаждались жизнью, Бернард всего лишь писал картины, которые давали им эту возможность.
Том резко дернулся в сторону от автомобиля, забыв, что тут ездят по левой стороне дороги.
– Великолепно, – улыбнулся Эд. – Так и продолжай.
Они дошли до стоянки и сели в такси.
– А этот… смотритель галереи… – как его зовут? – спросил Том.
– Леонард Хейуорд. Двадцать шесть лет. Гомик с головы до пят, пасется в магазине женской одежды на Кингз‑роуд. Но он в порядке. Мы с Джеффом посвятили его в наши дела. Пришлось. Так спокойнее – он не станет возникать или шантажировать нас, после того как подписал договор, что будет присматривать за галереей. Мы платим ему неплохо, и все это его развлекает. К тому же он иногда добывает для нас выгодных покупателей. – Эд посмотрел на Тома и улыбнулся. – Не забывай подпускать побольше просторечий. Я помню, у тебя это хорошо получается.
3
Эд Банбери позвонил у небольшой темно‑красной двери с задней стороны здания.