Клин от вибрации ослабел, между дверью и стенкой образовалась щель, винтовка в нее выпала; затем кому-то в щель стало на нары сквозить, он встал, накатил дверь обратно и опять запер на клин.
Вот и все дела, браток. Закрыватель двери вспоминать этот момент не счел нужным. А может, "заспал" и действительно забыл. Мне же все важно было знать. Последний перегон был около сорока километров. Когда: в начале, середине, в конце перегона это случилось?..
Эшелон уже стоит, мне давно пора выскакивать на стражу. А в голове: "Часовой на посту утерял боевое оружие с боевыми патронами - трибунал? пять лет? десять? спишут в матросы?.."
Начальник эшелона - заместитель адмирала по строевой части полковник Соколов, уставник до мозга костей: на парадах и торжественных проходах по городским улицам он впереди, весь в золоте и владеет таким парадным шагом, что Павел Первый ему бы при жизни памятник поставил. А меня полгода назад разжаловали из старшин второй статьи - за длинный язык - в рядовые. Полковник Соколов обставил процедуру торжественно: был и барабанный бой, и срезание старшинских лычек, и отрывание козырька у старшинской фуражки прямо на плацу перед строем училища. Помнит меня полковник как облупленного...
Вот эта строевая машина - начальник эшелона, отвечающий за курсантов Высшего военно-морского училища, за будущих офицеров флота, - расхаживала у штабной теплушки, ясное дело, парадным шагом. И так он это проделывал, что дерзко-задиристые и хамоватые кольские смазчики букс шмыгали носами, утирались промасленными рукавами ватников и проскакивали мимо полковника бочком и молчком, хотя никакого отношения к строевому механизму не имели и спокойно могли ругаться от души и размахивать молотками безо всяких яких.
Все, Витя, вылезай, потому что приехали.
И:
- Разрешите обратиться, товарищ полковник?
- Что у вас, товарищ курсант?
- Докладывает часовой концевого вагона. Мною на последнем перегоне утеряна винтовка.
- Старшина Рысев!
- Слушаю, товарищ полковник!
- Взять под стражу! Поедет дальше в штабном вагоне!
- Лезь сюда! - это Рысев говорит. Он мне лычки срезал.
- Товарищ полковник!.. Я... разрешите остаться!
- Старшина, проследите, чтобы снял ремень, и обыщите!
- Есть, товарищ полковник!.. Тебе сказано: лезь сюда!
Я влез, расстегнул бляху, снял ремень и вывернул карманы. Ничего в них, кроме носового платка и махорки, не было. Рысев посадил в угол и еще отгородил от свободы скамейкой.
"Часовой на посту утерял оружие - трибунал и десять лет, как одна копеечка, а для примера могут и еще что-нибудь пострашнее выдать".
Строевая машина поднялась в вагон.
- Доложите, что и как. Старшина, записывайте.
Я доложил. И закончил мольбой: оставьте, мол, здесь, я побегу обратно и найду винтовку, я ее из-под земли выкопаю, я...
- А не найдешь - башку с отчаяния под поезд? Или по молодой глупости дезертируешь? И мне за тебя трибунал?
Дежурный по полустанку заглянул в вагон и доложил, что эшелон отправляется через пять минут.
"По вагонам!.. По вагонам!.. По вагонам!.." - покатилось вдоль и вдаль.
- Нет! Товарищ полковник, нет! Честное слово! Не найду - вернусь!
- Товарищ полковник, здесь четверо лихих людей в тайге шатаются, вклинился с дурацким напоминанием старшина Рысев. - Как бы они его не пришили.
- Молчать! Вас не спрашивают! - рубанула строевая машина.
И пошла шагать из угла в угол штабного вагона, а вместе с ней шли секунды и минуты, складываясь в десять лет. И главное даже не в тюрьме было, а в матери. Я знал: не переживет. Но также знал и понимал все то, что творилось сейчас в душе и мозгу строевой машины. Оставить меня - нарушить законы, и каноны, и уставы, и кодексы. И ответственность взвалить себе на погоны, - а семья? а служба? а карьера, в конце концов?..