Сколько он просидит, глядя на странствия родни по монитору? задумалась Грир, и хотя сама по родителям совсем не скучала она еще не простила их за то, что они с ней сотворили, из-за них-то она и загремела в Райланд парня ей стало жалко. Он вдали от дома, на чужом континенте, возможно, кто-то ему наплел, что это первоклассный американский колледж, центр науки и просвещения, этакая Афинская школа на Восточном побережье США. Столько потребовалось сложных ухищрений, чтобы сюда поступить, а теперь он совсем один и стремительно понимает, что в месте этом нет ничего хорошего. Да еще и тоскует по родным. Она знала, что такое тоска, потому что по Кори тосковала так непрестанно и настойчиво, что и у нее в душе звучали какие-то душераздирающие басы, хотя Кори находился всего в ста пяти десяти километрах от нее, в Принстоне, а не на другом конце света.
Грир все мучительнее переполнялась чувством сострадания, но тут на пороге возникла страшно бледная девица она держалась за живот. Девица осведомилась:
Есть у кого чего от поноса?
Прости, нет, ответила Грир, а парень просто качнул головой.
Девица приняла их ответы устало и хмуро, а потом больше-то делать нечего тоже села. Сквозь пористые стены просачивался запах сливочного масла и трет-бутилгидрохинона[1], заманчивый, но не способный поднять настроение. Через миг явился и источник запаха вместительное пластмассовое ведерко с попкорном, которое приволокла девица в халате и домашних туфлях.
Добыла вот, с маслом, как в кинотеатрах продают, объявила она, чтобы добавить угощению привлекательности, и протянула им ведерко.
Судя по всему, подумала Грир, такая и будет у меня компания, и нынче вечером и, похоже, каждые выходные. Все это выглядело бессмыслицей, не к таким она принадлежала и все же оказалась среди них, одной из них. По-этому она зачерпнула полную горсть попкорна, который, как выяснилось, так отсырел, будто бы плавал в супе. Грир хотела было завести беседу: расскажем друг другу о себе и о том, как нам муторно. Она собиралась посидеть тут, в зале, хотя Кори призывал ее не оставаться сегодня дома, сходить на какую-нибудь вечеринку или еще куда на кампусе. «Наверняка что-нибудь подходящее подвернется, сказал он. Импровизни. Импровизнуть самое то». Ведь это первые ее выходные в колледже: он считал, что ей нужно дать себе волю.
Она ответила нет, не хочет она давать себе волю, лучше поступит по своему разумению. В будни будет супер-студенткой, станет сидеть в отдельной кабинке в библиотеке, склонившись над книгой, точно ювелир с лупой. Книги отличные антидепрессанты, мощные, как СИОЗС[2]. Она всегда была одной из тех девочек, которые подбирают под себя ноги в носочках и приоткрывают рот от сосредоточенности, доходящей до идиотизма. Печатные слова выплясывали перед ней хороводом, создавая соответствующие образы, не менее отчетливые, чем странствующая по экрану родня молодого иранца. Читать она научилась еще до детского сада когда заподозрила, что родителям не больно-то интересна. С тех пор так и читала запоем проглатывала все детские книжки с их предсказуемым антропоморфизмом, добралась до странного и прекрасного формализма девятнадцатого столетия, металась вперед-назад по историям кровавых войн, добралась до обсуждения Бога и божественности. Самый сильный отклик, вплоть до телесного, у нее вызывали романы. Однажды она так долго и неотрывно читала «Анну Каренину», что глаза воспалились от перенапряжения пришлось лежать в кровати с махровым полотенцем на лице, как делали те самые литературные героини прошлого. Романы сопровождали ее все детство период защищенной изолированности и, видимо, останутся с ней, какие бы перипетии не ждали ее во взрослой жизни. Даже если в Райланде окажется совсем худо, она точно сможет здесь читать, потому как это ведь колледж, читать в нем положено.
Но сегодня книги утратили привлекательность, лежали нетронутые, позабытые. Сегодня в колледже можно было только веселиться на вечеринке или сидеть в безликом зале общежития, в безкнижье и самоедстве. Она знала, до какого исступления может довести обида. У обиды, в отличие от голого горя, есть собственный вкус. В данном случае обижаться она будет чисто для себя. Родители ничего не увидят, не увидит даже Кори Пинто там, в Принстоне. Они с Кори выросли вместе, а в любви и единении пребывали с прошлого года; и хотя они дали друг другу клятву, что все четыре года учебы будут постоянно общаться по Скайпу новая опция, видео, позволяла даже смотреть друг на друга а еще брать у знакомых машины и встречаться хотя бы раз в месяц, сегодня вечером разлука оказалась полной. Он надел красивый свитер и отправился на вечеринку. Немного раньше она вблизи рассмотрела его видеоверсию по Скайпу, он подошел к самой камере: сплошные поры, ноздри и лоб точно скальный выступ.