Да! она потёрла влажные глаза лямкой платья. Я поняла. Я уже взрослая. Я в школе учусь. Во второй класс пойду. Я очень ответственная.
Молодец, ответственная. Ну, шагай, давай, я вытер лицо девочки своим носовым платочком, чистым и свежим. Погладив её по голове, тихонько подтолкнул в спину, не беги только, не упади!
Прижимая игрушку к груди, девочка, сминая молодую высокую траву и оббегая деревья, выделывала на ходу причудливые кренделя. Словно спасаясь от обстрела, она бежала домой, то пригибаясь, проныривая под ветвями елей, то подскакивая, чтоб не зацепиться за кругляки широко раскинувшего колкие лапки репейника, обильно поросшего вдоль тропы от стадиона к бассейну.
Ну что за жизнь, такая несуразная, а? Андрюха, сорвав с себя мокрую белую футболку, опустился на колени. Что за жизнь, кто мне объяснит? За что мне это? отчаянно бодая лбом землю, он колотил локтями и кулаками себя по груди. За что?
Послышалось завывание сирены машины скорой помощи. Бабахая ржавеющими боками, старая «Газель» тряслась на ухабах узкой грунтовой дороги парка.
Сюда! К нам, рыжий поднял руку и подпрыгнул, громко хрипя, сюда!
За что мне такое наказание, Господи? За что мне эта смерь? Ребёнка этого, мальчика невинного, за что ты мне послал? Что у тебя там, в твоих планах изменится? Что тебе даст эта глупая смерть ангела? Господи, что? Это ж ребёнок был, невинный, безгрешный, ангел! А ты его так колотя мозолистыми ладонями честного работяги по своим коленям и бугру земли между ног, рыдал Андрюха.
Господь-то причём? в сердцах махнул рукой черноволосый.
Андрюха молотил себя по лбу, шее, щекам:
Сколько можно к себе детей забирать, Господи? Ты Афганом не насытился, да? Не успокоился? Сколько ты у меня там пацанов забрал, помнишь? Помнишь? А сейчас? Этого за что? Как я жить должен, чтобы забыть вот это вот? Как я должен жить?
Ты, солдат, хватит слёзы пускать, нечего тебе, как бабе. А Господь сам всё уразумеет, Бог он не дурак рыжий мужик поцеловал пальцы, перекрестился, закатив глаза, что-то быстро забормотав вполголоса.
Ты, ты лучше, ты меня забери, да оставь детей в покое! Слышишь, Господи? Я же с Афгана пятнадцать лет назад вышел! Пятнадцать! А ты всё преследуешь меня, выл Андрюха, прильнув щекой к земле. Слышишь, ты?
Слезами горю не поможешь, черноволосый знающе почесал подбородок. И время не лечит!
Войны больше нет! Понятно, да? Давно её нет! Зачем вы её мне возвращаете? За что? Для чего? Сволочи, кто назад давай назад в Афган
Подъехала скорая. Из кабины лихо выскочила фельдшер девушка в белом халате с квадратным серым чемоданчиком с потёртыми боками. Кинулась к мальчику. Поискала пульс сначала на шее, потом на запястье. Не нашла. Ругнулась негромко, открыла чемоданчик, достала что-то.
Я отвернулся.
Рыжий, закончив свои скомканные молитвы, помог Андрюхе подняться на ноги, похлопал его по спине, накинул футболку.
Искусственное дыхание делали? нервно вздрогнула в нашу сторону фельдшер.
Делали, преданно заглянул ей в глаза черноволосый.
Уверены, что правильно делали?
Уверены Я «афганец» то есть, я в Афганистане служил Служил, делал неоднократно к сожалению
Из кабины «Газели» вылез водитель. Пожилой узкоглазый татарин, за годы работы на машине скорой помощи повидавший всякое, он спокойно поглядел на мальчишку, дёрнул разболтанную ручку кузова, скрипнул раздолбанной дверцей:
Мужики, щаво зыркаете? Доставайте носилки, айда!
Андрюха, блестя мокрыми от слёз глазами, но с чистым, проникнутым силой духа лицом, вновь опустился на колени. Он аккуратно приподнял мальчика над землей. Я выдернул из кузова носилки и протолкнул под мальчишку. Десантник уложил потемневшее тельце утопленника на зелёный брезент. Водитель и рыжий взялись за ручки, подняли и втиснули носилки в машину.
Мы поедем с вами, женщина! Можно нам, да?
Езжайте, отрешённо ответила фельдшер. Она заняла своё место рядом с водителем.
Едем, мы едем, Андрюха неуклюже втолкнул меня в салон, сам присел рядом, но тут же подался вперёд, протянул руку рыжему. Тот вскарабкался в уже тронувшуюся с места машину, пристроился на полу у носилок, громко, с четвёртой попытки захлопнул дверцу.
Третий невольный очевидец происшествия, черноволосый, самый нетрезвый из компании бывших сослуживцев, пошатывался у кромки бассейна. Он молча смотрел на воду, и на отъезжающую машину даже не взглянул.