Можно подумать, у меня был выбор.
Ваше Величество, позвольте заметить, что существование подобных мерзостей в наше время недопустимо! Ради Господа нашего эту варварскую Летопись необходимо немедленно сжечь!
Ты слишком любишь жечь, Оскар. Свет Веры несёшь, так сказать? Разве недостаточно, что я тебя главой этого трибунала назначил? Сколько ты уже еретических книг сжёг десятки или сотни? Сколько их хозяев? Троих или четверых? У тебя в суде ещё пара дел есть. Так что успокойся и мне голову не морочь! В Летописи нет ни слова о Боге или Дьяволе.
Но зачем назначать летописца? Ни в коем случае нельзя потворствовать богохульству, читая эту гнусную книгу! Её необходимо сжечь! Рик ни разу не видел, чтобы уравновешенный, услужливый Оскар Мирн вёл себя так возбуждённо и резко.
Есть книги, которым нельзя заткнуть рот, которые нельзя сжечь! Георг Ворнхолм пристально посмотрел на Мирна и отчеканил: Можно убить летописца, но не Летопись. Ей тысяча лет, за это время её пытались уничтожить тысячу раз. Чем больше пытались, тем сильнее она становилась.
В самом деле, ты историю неплохо знаешь, заметил Айварих.
В моей семье чтут традиции.
Поэтому из твоей семьи ты один остался? грубо пошутил Айварих, а когда Ворнхолм сделал вид, что не слышал, добавил: А мне вот никто толком про Летопись не рассказывал, хотя мои предки когда-то ею владели. Хватит, Оскар! Айварих оборвал Мирна, который хотел сказать что-то ещё. Уверяю тебя, мой новый летописец крайне богобоязненный мальчик, совершенно искренне решил себя посвятить Летописи. Мне его Энгус порекомендовал, это его племянник, Айварих кивнул на барона Энгуса Краска, главу Монетного двора, чья высокая сухая фигура во всём чёрном возвышалась над всеми, кроме короля. В отличие от Мирна, Энгус Краск принадлежал древнему дворянскому роду и терпеть не мог выскочку из низов, чей отец был простым нотариусом.
Оскар враждебно посмотрел на Краска:
Лучше бы ему уйти в монастырь и очиститься перед Богом от прежних грехов вместо того, чтобы совершать новые, служа ереси!
Он как раз в монахи собирался, да я уговорил его передумать, засмеялся Айварих. Уж больно красочно дядя его достоинства расписал.
Да и не все монахи пример для подражания, добавил Фроммель, который с интересом прислушивался к разговору: Надеюсь, что твой племянник будет служить королю верой и правдой, как ты, Энгус!
Краск процедил сквозь зубы:
У меня нет в том сомнений. Главное новый летописец принят Летописью. Как известно, её не обмануть. Зря Оскар волнуется.
Ваше Величество, Господь мне свидетель, меня более всего волнует то, что эта Летопись до сих пор существует. Её необходимо уничтожить! На ней печать дьявола! упрямо гнул своё Мирн.
Все удивлённо смотрели на разгорячённого Оскара, который обычно не обращался к королю первым. Всегда крайне вежливый, свою точку зрения он доводил до короля только тогда, когда король сам его просил. Впрочем, король обращался к нему часто, ибо, несмотря на молодость ему было всего двадцать семь, Оскара Мирна знали далеко за пределами Сканналии благодаря его образованию, знаниям, трудам и обширным связям среди учёных, богословов и философов.
Тебе же сказали, её нельзя уничтожить! раздражённо бросил Айварих. Валамир пытался, так Сканналия чуть в покрытый льдом остров не превратилась. Почему, думаешь, Дайрус летописца приказал убить? Да чтобы в стране не одно восстание началось, а сотня. Вон, у Георга спроси или у Ривенхеда.
Если не ошибаюсь, летописец жил где-то за кладбищем в лесу, задумчиво сказал Ворнхолм. Каким образом его могли убить? Разве Летопись не защищает своего слугу?
Очевидно, плохо защищает. Или она решила, что слугу пора сменить, ядовито заметил Айварих. В любом случае, новый летописец будет во дворце жить. Утром его вместе с Летописью привезли.
Сюда?! Во дворец?! задохнулся Оскар от возмущения. Ваше Величество, умоляю, подумайте, что скажет святейшая церковь?! Несомненно, доминиарх Ривенхед согласится с тем, что дворец не место для языческих ритуалов!
Теодор Ривенхед, пожевав полными губами, кивнул, отчего его второй подбородок стал ещё заметнее, и изрёк:
Мирн, без сомнения, прав, Ваше Величество. Я, как преданный вам всей душой слуга и представитель пантеарха, обеспокоенный благополучием нашей цветущей страны, хотел бы искренне и со всем уважением предостеречь вас от