По их улице ползло то же марево, только огромной стеной выше домов едва миновали, проскочили в калитку и ссыпались по лестнице в убежище. Мать потом, все эти несколько часов до боли прижимая к себе Женьку, расстраивалась, что окно на кухне забыла запереть, когда уходили. И отец тогда вечером прилетел взъерошенный: он далеко работал, в пригороде. До того места волна не доходила, но он все время волновался за них, не зная, успели они до убежища или нет, телефоны-то во время приливов не работали.
Так вот, во время этих волн мобилизовывали всех магов, кто хотя бы первую ступень подготовки прошел, и тех, что на пенсии был. Их в замыкающую цепь строили и они теснили приливную волну обратно, запирали ее. В ней, собственно, особой опасности не было, но под ее покровом сквозь многочисленные бреши прорывалось много жуткого.
Уже постарше Женька видел эту цепочку: взявшись за руки, словно против сильного ветра, мелкими шажками ребята-маги и бабка с соседней улицы шли упрямо вперед, тесня радужное марево. За их спинами никого не было, хотя полагалось: должны были дежурить боевые маги, хотя бы парочка, на случай прорыва опасного существа. Ведь тем, кто в цепи, размыкать руки было нельзя.
Еще он видел, как после подобных волн дежурная бригада подростков-магов шестой ступени разносила пострадавших коллег по домам. Унро приносили два раза: парень был на редкость неудачлив и все время напарывался на чудовищ.
Мать Унро, закусив кулак зубами, тихо плакала, стоя у калитки, ожидая сына, когда в конце улицы появлялась дежурная бригада. Иногда звонили заранее, с пункта первой помощи, иногда нет, и тогда нужно было стоять и ждать бригаду, если ребенок сам не возвращался.Техника бригаде полагалась самая простецкая: большущая тележка с плоским дном, на которое аккуратно укладывали пострадавших, уже перевязанных, впрягались по двое и шли. Во главе бригады по их кварталу был высокий подтянутый Брана, по которому все окрестные девчонки сохли. Он всегда здоровался, помнил всех родителей своего участка в лицо и по именам, и несмотря на обычную усталость после нескольких часов подавления приливной волны, молодцевато козырял и желал удачи на прощание.
Последний раз бригаду возглавляла взъерошенная тощая девчонка в зеленой бандане, костлявая, с темными кругами под глазами. Сорванным каркающим голосом она осведомилась у матери Унро, как ее зовут, и приказала своим "занести парня". В этот раз Унро был без сознания, крепко зацепило.
Мать Унро поблагодарила ребят, спросила, где Брана, бригадир.
Нету больше Браны, сквозь зубы ответила девчонка, и остальные понурились. В этот раз так жахнуло, что едва кости собрали. Вон все, кто остался.
Она развернулась на каблуках и пошатываясь на ходу, отправилась дальше. Тележка поскрипела следом.
Нет, Женька не завидовал. Он просто видел, что это такое на самом деле.
Мертвые камни
Институт парасвязей (старое название
Институт магических наук) города Гражин.
Теплый июльский вечер.
Давай не будем, говорит подруга. Ну ты посмотри на них, они выглядят как как хулиганы. Обматерят и пошлют.
Ну и пусть, упрямится девушка и тащит ее вперед, к черной каменной чаше фонтана. Так нельзя, объясняет она подруге. Понимаешь? Даже если обругают, нельзя мимо проходить и молчать.
Полированный широкий край глянцево блестит, отражая солнце. В невысокой водяной струе радуга.
Девушка смотрит на нее, и еще на уголок завернутого в восковую бумагу букета, который лежит рядом с грубым ботинком одного из трех молодых людей. Они пьют пиво, развалясь на краю каменной чаши. Жаркий летний вечер, последние дни сессии. В другое бы время девушки бы хихикали, обсуждая их стати: мощные бицепсы, мужественные лица, модные стрижки
но не сейчас.
Айниэль шагает четко, хотя подбородок дрожит. Подруга плетется сзади. Ей совсем не хочется лезть в неприятности, но сбежать уже совесть не позволит.
Девушки останавливаются перед молодыми людьми, каблучки звонко щелкают по брусчатке.
Встаньте, пожалуйста, звенит голос Айниэль. Вы сидите прямо на Месте памяти.
Один из них спит, укрыв лицо раскрытой тетрадью, и даже не шевелится. Два других поднимают головы, недоуменно глядя на нее.
Белобрысый молчит, а черноволосый, нагло окинув ее сверху вниз темнеющим взглядом, переспрашивает:
Где-где мы сидим?
Голос у него глубокий, с хрипотцой даже. Насмешливый. Айниэль глядит ему в переносицу и четко повторяет: