Шкурка времени - Кир Булычёв

---------------------------------------------

Кир Булычев

(Гусляр-2000)

Лев Христофорович пригласил к себе Удалова на чашку кофе. Ксения не разрешала Корнелию Ивановичу пить настоящий крепкий кофе, к которому он пристрастился за время своих космических странствий, полагала его вредным для удаловского сердца, а Минц сам был кофейным любителем, умел выбирать, молоть, обжаривать и варить в старинных армянских турках такой напиток, что его запахом пропитывался весь дом, и жильцы - кто с завистью, а кто с негодованием - нюхали воздух и покачивали головами. Впрочем, любой из обитателей дома № 16 по Пушкинской улице мог заглянуть к Минцу на чашечку, если тот, конечно, не был занят изобретательством или научно-теоретическими размышлениями. Но Минц большую часть суток был занят.

Старые друзья пили кофе маленькими глотками, чтобы лучше прочувствовать, и запивали его из бокалов добрым французским коньяком, присланным профессору из Сорбонны, где он в прошлом году делал доклад, а заодно походя решил проблему протекавших крыш старинного университета, окружив их силовым полем. Вот и благодарили его коллеги, не забывали.

– Странно, - произнес Корнелий Иванович, - я тут под Новый год купил французского коньяку, в такой же почти бутылке, только золота было больше на этикетке. А вкус оказался хуже, чем у трех звездочек мелитопольского розлива.

– Ничего странного в этом нет, - возразил профессор. - Типичный пример несоответствия вывески и содержания.

– Это грустно, - сказал Удалов, - всю жизнь я с этим сталкиваюсь. Еще на пионерской линейке рапортовал, помню, о сборе двух тонн макулатуры, а было ее три кило. Помню, такая была добрая девочка, Ириной звали… - Удалов вздохнул и задумался.

– Ты о ком, Корнелий? - спросил Минц.

– Это во втором классе было. Я ей все фантики отдал. И марки потом тоже. А когда была контрольная по арифметике, она списать не дала.

– Обидно, - согласился Минц. - Очень обидно. Печенья хочешь?

– Нет, не хочу. У меня в школе и другие печальные случаи были.

– Какой период жизни для тебя ярче всего стоит в памяти? - спросил Минц.

– Школьные годы, особенно школьные каникулы, - без колебания ответил Удалов.

– Я так и думал, - согласился Минц. - А вот о себе я этого не скажу. Не знаю, не помню, не участвовал…

Они помолчали. Когда ты сжился с человеком, сблизился с ним, пережил немало приключений, то можно посидеть молча, это не мешает общению.

– Как мы можем разбираться в других людях, - неожиданно для себя сказал Удалов, - если сами себя не знаем.

– Правильно, - ответил Минц. - Потому что наш облик вовсе не отвечает внутреннему содержанию. Об этом писали еще древние. Я старался решить эту задачу, ответить на вызов, который мне бросила природа, но понапрасну. Ты же знаешь…

Удалов кивнул. Он понял, что Минц имеет в виду свое последнее не совсем удачное, хотя и гениальное изобретение. Лев Христофорович изготовил мазь, которой можно было покрыть зеркало. И тогда зеркало отражало не видимость, не зрительный образ человека, а его истинную сущность. Однако это изобретение имело недостаток: ведь состояние человеческой души непрестанно меняется. Сейчас вы дьявол, потому что общаетесь со своим начальником, а через две минуты - вы сущий ангел, так как увидели его секретаршу Ларису.

В зеркале Минца один и тот же человек мог последовательно увидеть десять своих лиц и рож, в зависимости от обстоятельств.

– Ты же знаешь, - повторил Минц, - что нельзя упрощать обыкновенного человека, нашего с тобой современника. Он многообразен.

– Вот я - точно многообразен, - согласился Удалов.

Они еще помолчали.

– Жизнь слишком быстро проходит, - продолжал Удалов. - Если в отпуске или командировке, то еще терпимо.