Ленин первый выступил в роли кабинетного командующего. Это был хороший пример для будущего генералиссимуса Сталина, кабинетного генералиссимуса: коммунистические вожди слишком высоко ценили свою жизнь, чтобы подвергаться малейшему риску.
Он, правда, несколько изменился. Все больше проскальзывал его волчий взгляд на своих соратников, которых он вдруг возненавидел. И подчиненные, члены бюро изменились: все больше гнули головы перед новым мессией, все не увереннее ступали по мягким коврам, направляясь к коротышке по тому или иному вопросу.
К примеру, Апфельбаум (Зиновьев) возомнил себя пророком, эдаким апостолом новой коммунистической формации.
Когда на Политбюро была одобрена установка вождя о том, что мало взять власть, ее еще надо удержать, а удержать можно только при помощи штыка, да виселицы, и это должно применяться повсеместно, Апфельбаум заметил, что вождь улыбается и, следовательно, с ним можно поговорить по душам, попросил Ильича остаться для важно разговора.
Пусть эта свора уматывает, а ты Апфельбаум, докладывай, зачем просишь остаться? Кстати, и это архи важно. Мое Политбюро состоит из одних евреев с неблагозвучными фамилиями, а это ни в какие ворота не лезет. Вы все должны стать гускими. Потом я разрешу каждому из вас назвать один город своим именем. Вот Кацнельсон стал Свердловым. Один из городов на Урале будет носить это имя.
Руководить государством оказывается куда труднее, чем прогуливаться по курортам Европы, да пописывать мало кому интересные, хоть и мудрые статейки, навеянные заоблачными мыслями в произведениях МордыхаяМаркса, Энгельса, да баловаться клубничкой с проститутками. Здесь уже не до проституток, Гоша. Даже Инесса для меня на десятом месте.
Рассказывай, давай, Гоша.
Знаешь, Володя, я тут вспомнил. У Иисуса Христа было 12 апостолов и только четыре оставили о нем воспоминания. Одним из апостолов хочу быть я, Зиновьев, но не Апфельбаум; вторым пущай будет Бронштейн, третьим Цедербаум. Еще одного надо подыскать. Надо же тебя увековечить. Пройдет тысяча лет, а тебя будут узнавать по нашим описаниям. Будь ты у нас Христом Богом. А чего? Мои древние земляки Христа распяли, а тебя никто не будет распинать. И город, в котором мы сейчас находимся, должен носить твое имя.
Идея хорошая, весьма хорошая и это архи важно, но давай немного повременим.
Я начну вести подготовку, надо же этих русских дураков призвать к порядку, потом мне надо отослать Инессу, но так, чтобы она больше не вернулась. Насколько я знаю, Христос, вообще, не был женат, а у меня две клуши и обеих я ненавижу, ты понимаешь, Апфельбаум или Зиновьев? Только ты молчи. Это архи важно. Вождь, захвативший власть, сразу же столкнулся с многочисленными трудностями. Он никогда не работал на производстве, не держал молоток в руках, не занимался крестьянским трудом, нигде не служил, никем не руководил и поэтому какойлибо жизненный опыт у него начисто отсутствовал. Руководство страной было таким же туманным, как и произведения его кумира немецкого еврея Мордыхая. Ему досталась скрипка, которую он никогда раньше не держал в руках. Честно говоря, Ленин был совершенно негодный руководитель. Впрочем, его команда тоже.
Но у Ленина было одно не о темное качество качество палача и головореза, в основе которого лежит жестокость. Если заставить отца с матерью, чтоб лезли на крышу, когда дом горит и, встретив неповиновение, тут же расстрелять их, дорогих и незаменимых, обезумевшие от страха дети, начнут выполнять любой приказ.
Так и Ленин поступил с народом: повесил, изгнал, перестрелял около пятнадцати миллионов человек с учетом политической лжи за свое короткое бесчеловечное кровавое правление. И странно, позже на крови ему стали воздвигать памятники, считая его гением.
Товарищ Дзержинский, переворот мы сделали, власть в наших руках, а что делать дальше? спросил Ленин руководителя ВЧК.
Дзержинский пожал плечами. Еще сопротивления не было как такового, голод только начинался, остатки армии занимались мародерством, костер только тлел, но еще не полыхал. Поэтому второй головорез пожал плечами.
Ну, кто же знает, что делать, черт бы вас всех побрал! вскипел вождь. Надо послать несколько революционеров к Плеханову и крепко его напугать. Пусть сделают у него обыск и если найдут пистолет или другое оружие, скажем, бомбу или даже кухонный нож, гораздо большего размера, чем требуется для кухни, пусть пригрозят арестом, нет, расстрелом, нет, повешением. Или пускай повесят его в собственной квартире. Повисит старичок и отдаст Богу, нет, не Богу черту душу. А если этого не сделать и это архи важно, то я хочу, чтоб этот старик горетеоретик марксизма убрался из России к чертовой матери. Ко всем чертям собачьим, куданибудь подальше в Польшу, нет, не в Польшу, Польша слишком близко от нас, вернуться может. Тогда пусть в Африку. Мы Африку не скоро освободим. Пусть там сидит. Ишь, дед паршивый, интеллигент вонючий. Вся русская интеллигенция говно, но это дерьмо надо убрать, а то от него дурной запах. Пролетариат не выносит подобного запаха. Пошли несколько вооруженных людей, а потом доложи, как он себя вел. Если будет кочевряжиться, расстреляем как собаку позже. Тоже мне отец марксизма, прибежал в апреле в надежде авось сладкий пирог и ему достанется. Дулю ему в рыло.