Спрашиваешь! Ты тут через неделю сам уезжать не захочешь. На бутылку коньяку спорю.
Знаю, что не захочу уезжать. Но надоедать можно по-хорошему.
Это ты на своём обсуждении скажешь, а я тебе не философ, Стуков расхохотался, ключ его от номера поддакивающе зазвенел. Сегодня приходи в тринадцатую комнату на тринадцатый этаж. Будет фестиваль рожи, торжественно вскроем коньяк, купленный на прошлое закрытие.
Что это за фестиваль рожи? удивился Сторис, нетерпеливо выискивая в очереди знакомых, но обнаруживая лишь потерявшиеся, брошенные в однообразный гул лица. Даже друзья бы стали неуловимы, неразличимы здесь, даже близкая девушка улыбалась бы здесь другому.
Будем ржать. Мы обязательно в ночь перед семинарами смеёмся, на удачу. Вспоминаем разные прикольные штуки прошлых лет.
Половина из них выдумка и бред, Сторис поморщился, ему не хотелось вторить третьесортным шуткам.
А как ты думал, рождаются легенды? подмигнул ему Бессмертный, огромный глаз скользнул в лупу, мелкое крошево зрения рассыпалось по полу, как ты останешься в памяти этого форума? Постарайся хотя бы придумать себе историю, если твоя обычная несеминарская жизнь неинтересна.
Я придумал, ему было жаль несчастного Стукова, было тяжело глядеть на его уменьшающийся глаз, но счастливой судьбы Сторис для него придумать не мог, ты же читал тексты нашего семинара? Помнишь там роман, где толстый лохматый писатель уверяет, что знает всё на свете?
На паратовском семинаре, брателло? Николай хлопнул себя по башке и ещё раз оглядел нового знакомого, будто пытался угадать в нём собственные черты.
На нём, Сторис с удивлением заметил, что до сих пор держит бессмертную лупу и вернул её Стукову, говорят, уже поздно записываться куда-то ещё. Все семинары забиты.
Это они всем говорят, буркнул Николай, наверняка сам жалея, что вовремя не переметнулся, на моей памяти было дважды, что семинар расформировывали. Кому это надо? И организаторам неудобно, и журналу неприятно.
А наш семинар Кто там будет?
Бульбулязкин был свой парень, а этот пока не скажу. «Сермяжная правда», безусловно, мощная вещь, но как разбирает, не знаю. Знакомые ребята говорили, больно бьёт, но я им особо не верю. И тебе говорю, выть как собака будешь, если поверишь писателю. На первом моём совещании был один. Лапатушка Милославский. И не критикует, а мурлычет. И не журит, а в усишки себе улыбается, бородёнку поглаживает, похохатывает меленько. Говорил, издадим, и в Москве меня продвинет, а семинар закончился и нет ни хрена. Мне ещё двадцати не было, понятно, сопля, пишу ему из своего Засранска я такой-то был у Вас на семинаре (с большой буквы Вас как положено!), а в ответ получаю: мои произведения не заинтересовали, ля-ля. Я вам, блин, не фокусник, чтоб интересовать! Мне ваши красные словечки в одном месте обломились! Идите глупеньких девочек разводите!
Николай раскраснелся, у виска под лохматыми прядями забилась жилка, лоб взмок, тёмные капли пота падали на отброшенные ветки вербы. Посмотри на них в свою лупу, Бессмертный, и увидишь весну. «Вот и ещё одни брошены вон», подумалось ему, потом он поднял эти ветки, пока их не затоптали, прижал к груди, подумал отнести в комнату, порадовать Мику. Бессмертный в номер не торопился, он встретил пьяную группу писателей из Питера и затерялся среди них, то и дело прикладываясь к пущенной по кругу бутылочке.
Сторис? сторожкий сощуренный взгляд недоверчиво осмотрел пыльные влажные бугорки вербы у его груди.
Юлька, лёгкая краска побежала по его колючим щекам, я думал, вдруг у нас окажется случайно один рейс.
Я позже вас, и сейчас в кинотеатре перед глазами летала лёгкая фигура, лица было не разобрать, но голос звал за собой, увлажнял резкие грубые крики, сглаживал шумливый пережёвывающий семинаристов лифт, рейс выбрала удобный, по Москве мы с девочками походили, побывали на чистых прудах, зашли в ЦУМ, в Третьяковку. Погода была супер.
Возьми, он протянул ей одичалые веточки, сегодня вроде как весна началась. Вам ведь не хватило.
Ты же их только что подобрал с пола, тонкая ядовитая усмешка рассекла её бледное лицо, по ним прошли все великие писатели современности. Уж и не знаю, достойна ли я такой чести.
Ты сейчас наверх? веточки дрогнули, чтоб поддержать, он снова прижал их к груди.