И этот миг пускай в глуши веков возникнет со звоном колокольни резонирующих ласк,
Нет образов, которые я предпочёл бы культивировать,
Картины и рифмы говорят со мной сквозь века, и я проникшись диалогом побеспокоил вас.
Понимаю, прежде чем смогу сказать, это препятствие между словами и ментальностью.
Вы любите море? И любите ли вы? Почему всякое болестное страстями пены морской не обвито?
Невиданно, немыслимо, непоколебима жизнью стать.
Даже звезды друг друга разрушают, даже свет во тьме изогнут,
Он золотом плесканий разорванных себе жизнь у небытия вымаливает,
Его поспель вспять повёрнута, она разгоняется, но затухая,
Состраданию нет места в любви, оно иссякает когда океаны берегов лишаются,
Так звёзды сияя безмерности отдаются,
Я всё мечтаю стать художником, да времени не нахожу, эту жизнь рисовать люблю,
Думаю, стоит это делать с натуры,
Явись, богиня, явись!
Вдохновлять мазки живой плотью, пахучей, сочной,
Дабы взыскать в тонах красок соответствие ей.
Что делать с любовью? вопрошает летящая мимо души наивность.
Доносится такой ответ: "Всё само проходит, проходит с жизнью вместе."
Я не коснулась вас, и вы меня не коснитесь, это не порука, а фарс, и он для меня восхитителен. Скрашивание вечерка витиеватыми разговорами, что тоже случается в нашем мире.
Не те гарцевые площади ныне! Ну что за извилистость линий, нарушение законов ровных помыслов? Плотские эстетизмы, как припадки, вспотели ладони кривые.
Ужасно!
Ужас имеет более внушительные признаки.
Думаю, это из той же жестокости сюжетной, любвеобильной и изувечивающей.
Так и воспоминания порой дороже плоти,
Я чаю в дамах много разочарованности, гораздо больше, чем их приверженность любви, они недостаточно любвеобильны были и все покинули меня, как покидает пыль пиджак встряхнувшийся безжалостным хлопком кисти,
И теперь отныне, мой удел Богиня, и вся моя жизнь для неё, вся моя суть её поиск.
Ваши прелести, да ваши только, им сверкать и пениться, как пенятся волны о береговую линию истираясь,
Но в чём выражена та пощада моей природы, коя вам так нестерпимо зрится?
Только губы алые, за них уже убиться.
Не люблю смерть. Таково безсмертие.
Смерть абстрактна в восприятии рецепторики благодаря боли,
Наполнение её образа исчисляется потерями и душевными воплями,
Обманчивая форма поведения, но позволяет некоторым выжить.
Что за провинция источается под вами?
Ад.
Всё никак туда не доберусь,
Вероятно это не свершится.
Почему?
Мне кажется там нечего ловить,
Я не выживу без южной жары.
А я его люблю так обильно, мой холодный и любимый,
Не люблю когда в беседах участвуют отсутствующие лица,
Пусть струнами тянутся ваши капризы и пускай сгинет адский обитель сатаны под их звучание.
Капризы это подайте мне эклеров в час ночи, не то шкуру с вас спущу и отдам моим завитым пуделькам.
Вы настояли, подобно ром пресыщается древесиной в бочке.
Скорее просто чуть более осветила свою точку зрения.
Люблю эклеры,
Ваша точка уперлась мне в душу,
Сердце цвести принялось, аж выскакивает пульсом из штанов.
Много чего люблю, вселенная не знает ни пощады, ни скупости.
Все мы любим, пока однажды не перестаём.
Что еще меня ждет?
Редкостное сочетание,
Ювенильные радости,
Красота и эстетизм чередующейся новью ироний,
Щедроты роскошной жизни, должно быть вознесение и гам.
Подобно шедевральное произведение, что не испорчено культурой.
Должно быть и я не тот, что портится о буквы или традиции,
Я мало увлечён дисциплинарной этикой, мне предостаточно мысли.
Мне всего мало, постоянное постижение большего, рост жизни в необъятное.
Полностью,
Неутомимая жажда вкусить безконечность.
Так и запишем в процессе анамнеза. Или оставим для некролога.
Для биографа, био графа.
Когда я грущу, я всё равно рада, что живая.
Сожаление об упущенном недостающем, но настигаемом, амбивалентность, шизоидная симптоматика.
Агорафобия и дереализация, дереализация и агорафобия, метаболизм недотягивается.
Откуда, поясните. Наркотики? Эндогенные?
Переживания, сезонный реформатор жизненного цикла.
Вы украсили мой вечер, я вам благодарен, хочется быть вашим беззаботным должником, но по-моему это рабство в беспечности.