На плодородной вулканической почве садика произрастали две дюжины апельсиновых деревьев, высоких и стройных, со здоровыми блестящими стволами; их листва бросала на землю такую густую тень, что ни одно растение, кроме бархатистого мха, не осмеливалось запустить между ними свои корни. Эти деревья были единственным источником дохода двух женщин и единственным украшением сада; обвешанные золотистыми плодами, полные душистых цветов, они превращали этот скалистый клочок земли в сказочный сад Гесперид.
Перед дверями каменного коттеджа, как мы уже упоминали, была открытая побеленная аркада, с которой можно было заглянуть вниз в ущелье, как в загадочный подземный мир. Странный и причудливый вид открывался сверху. В прохладной тени можно было разглядеть загадочные входы в пещеры, прикрытые длинными ветвями вьющихся растений, медленно покачивающихся от лёгкого ветра; гигантские серые кусты алое, ухитрившиеся запустить корни в скальные трещины и напоминающие призрачных рогатых эльфов. Не было недостатка и в цветах: белых ирисах, подобных бледнолицым принцессам, выглядывающим из зачарованной башни; пурпурной герани, жёлтом дроке и красных гладиолусах, вспыхивающих яркими красками в редких лучах солнца, долетавших до дна ущелья.
А ещё, в этом месте было то, что дополняет красоту каждой итальянской картинки весёлое журчанье воды. Прямо рядом с домиком из скалы выбивался чистый горный ручеёк, который с тихим бормотаньем перескакивал с камня на камень, падая, наконец, в причудливую замшелую вазу, затерявшую здесь ещё со времён римских гробниц. Её бока были богато украшены резными листьями и знаками, но смысл их давно потерялся под серым лишайником. Там, где ручей разбрызгивал свою живительную влагу, густо разросся папоротник и адиантум; серебристые капли подрагивали на листьях в такт пения ручья. Избыток воды перетекал из вазы по небольшому жёлобу ко краю сада, откуда скатывался в пропасть, подпрыгивая всю дорогу до самого потока на дне ущелья.
Руины древних построек давали о себе знать повсюду. Садовая стена на краю обрыва тоже была построена из кусков белого мрамора, вероятно, обломков той же римской гробницы. То тут, то там среди пышной растительности виднелся то коринфский орнамент, то основание старинной колонны, а то и часть какой-нибудь скульптуры. Разбросанные по всей Италии, эти остатки прошлого до наших дней шепчут об ушедшем, о целых поколениях людей, на чьих могилах построена современная жизнь.
Присядь, отдохни, моя девочка, сказала дама Эльси своей маленькой подопечной, когда они зашли в свой дворик. Только сейчас она заметила, что девочка совсем запыхалась и тяжело дышала от скорости, с которой они добирались сюда. Посиди, дорогая, я приготовлю ужин.
Хорошо, бабушка, я посижу. Ведь мне необходимо сейчас прочитать молитву за душу того красивого джентльмена, который поцеловал меня сегодня.
Откуда ты знаешь, что он красив, дитя? спросила пожилая женщина с досадой в голосе.
Он попросил меня взглянуть на него, бабушка, и я это увидела.
Тебе следует немедленно забыть об этом, сказала та.
Почему? спросила девочка, подняв на неё удивлённые глаза, такие же чистые, как у трёхлетнего ребёнка.
Если она не знает, зачем говорить ей об этом? подумала старая Эльси, направляясь в дом и оставив ребёнка на замшелом парапете садовой стены.
С места, где сидела Агнес видно было не только тёмное ущелье; оттуда открывался также вид на Средиземное море, мерцавшее далеко впереди. Сегодня море было спокойно и отливало то золотом, то багрянцем, а облака, нависшие над Везувием, окрасились в бледно-розовый цвет.
В гористой местности на человека снисходит возвышенное настроение. Чувствуешь себя как физически, так и духовно выше этого мира; начинаешь смотреть на земные дела как будто со стороны. Наша маленькая героиня несколько минут сидела, молча вглядываясь вдаль. Взгляд её задумчивых глаз был устремлен на что-то невидимое для остальных, губы слегка приоткрылись: казалось, она обдумывала какую-то серьёзную, но приятную мысль.
Наконец, очнувшись от задумчивости, она начала срывать свежие цветы апельсина, целуя и прижимая их к себе. Цветы предназначались для домашней часовенки, вырубленной прямо в скале, где за стеклянной дверцей находилась икона Мадонны с Младенцем. Картина была удачной копией одного из прекраснейших творений флорентийской школы. Именно флорентийским художникам мы обязаны лучшими портретами нежных женских лиц, которые порой глядят на нас из придорожных часовен или в домашних святынях.