Только перёд теми сыщиками лежал труп графини, а она размышляет над судьбой петуха. Что ж, каждому свое.
Зоя Платоновна вспомнила, что хотела сфотографировать Серафиму на свиноферме. Там опоросилась рекордистка, надежда совхоза. До фермы берегом минут пятнадцать. Серафима уж, наверное, халат погладила, завилась, накрасилась - трудно сделать естественный кадр, люди обижаются, если их поймали в повседневном обличье. Серафима ждет, надо идти.
Зоя Платоновна поднялась в дом, взяла с дивана сумку с камерой, захватила с этажерки две запасные катушки пленки. В горнице было тихо. Где же Ксеня?
Зоя Платоновна заглянула на кухню.
Бабка сидела у окна, подперевшись рукой, и тихо плакала. Горько, покорно, чтобы никому не мешать, никого своим горем не беспокоить. Только плечи вздрагивали. И Зоя поняла, как велико бабкино горе, и ощутила безнадежность этого горя.
Зоя Платоновна не стала подходить к бабке, утешать ее. Ну как утешишь?
Нет, разумеется, оставался и второй путь. Казалось бы, естественный. Милиция. Охрана порядка.
У Зои Платоновны было достаточно развито чувство юмора, чтобы представить себе, как она приезжает в село Кучаевское, находит там участкового Зорькина и сообщает ему, что у бабки Ксени подменили петуха. Ага, говорит толстый усатый участковый, на котором в этот момент висит нераскрытое дело о краже со склада запчастей, именно петух и именно у бабки
Ксени. Значит, совершено воровство? Нет, отвечает московская жиличка бабки Ксени, которая бегает по окрестностям с фотоаппаратом и, вполне возможно, собирает материал для разоблачительного фельетона или для сатирического киножурнала «Фитиль». Нет, говорит она, вместо петуха Громобоя бабке Ксене оставлен таких же статей петух, который для убедительности даже подкрашен. И тогда участковый Зорькин понимает, что его провоцируют, чтобы выставить в смешном виде в фельетоне. К примеру: «Чем занимается кучаевская милиция в тот момент, когда не раскрыто хищение со склада запчастей?» А милиция, оказывается, распутывает дело века. Подмену петуха у бабки Ксени,
Представляя себе эту сцену, Зоя Платоновна шагала по дорожке вдоль берега реки, мимо старого магазина, мимо перевоза в Заречье, возле которого дремал начальник лодки подросток Симоненко Николай.
Подросток Симоненко, который был в этот момент свободен, издали увидел московскую бабку с веселыми глазами, у которой был фотоаппарат, что может только сниться начинающему фотолюбителю. Желание еще разок взглянуть на это сокровище было так велико, что, презрев гордость, он крикнул:
- Зоя Платоновна, в Заречье не скатаем?
- Я на свиноферму иду, - сказала московская бабка.
- Чего там не видали?
- Там у Серафимы свиноматка опоросилась. Я обещала снять.
- Аппарат покажите, а? - попросил Николай. - Я, может, тоже такой куплю.
Зоя умела входить в положение других людей. Николаем двигала благородная страсть. Зоя пошла навстречу поднявшемуся в нетерпении начальнику перевоза и чуть не ступила в белое месиво - у перевозов и паромов всегда грязнее, чем просто на дороге. То мешок переваливают с телеги или машины, уронят, то банку с краской потеряют, то бутылку разобьют. Раньше, до Николая, перевозчиком был один старик, тот держал окрестности перевоза в идеальном порядке. Симоненко же был человеком эмоциональным, с большими жизненными планами, так что убирать он не успевал.
- Осторожнее! - крикнул он Зое Платоновне. - Здесь вчера с зареченского участка активисты мешок с мелом прямо в лужу уронили. Теперь, наверно, с самолета видно, правда?
Зоя обошла лужу, присела на лавочку, раскрыла сумку, вытащила «роллейфлекс» и дала подержать Симоненко. Сама глядела на реку, на Заречье, на дальний лес и печалилась.