Нет, безусловно, можно поставить себе цель стать шишкой в науке или же где-либо, напялить шоры - и вперед, сквозь грозы и препоны к исполнению престижного желания. Но мне такое дело не по душе. Мне даже смешно наблюдать за этакими целеустремленными экземплярами - всю жизнь в шорах прут, потом становятся теми же директорами КБ и думают, что познали смысл жизни и стали пупами мироздания. А после - в гроб, и ничего - ни от них самих, ни от их исполненных вожделений. Нет, я не против целеустремленности и карьеры, просто все должно быть естественно. Как дыхание. Без фанатизма и потуг. Короче, в настоящий момент я хотел интересной работы. Но где ее искать - не знал. И пошел в ванную.
Долго стоял под теплым душем, балдея от сознания того, что это сито над головой - теперь банальное удобство. Канули в прошлое субботние банные дни и ржавая ледяная водичка из латунных краников казарменной умывалки, пропахшей табачным перегаром, дешевым мылом и потом.
Растерся. Взял бритву, воткнул штепсель в розетку. Дух, именуемый электричеством, мигом вселился в пластмассовую обтекаемую коробочку и зажужжал, затрещал маленькими ножничками, освобождая меня от суточной щетины. Затем попил чайку, вяло думая о работе. О деньгах, вернее. От армейских остался червонец, еще червонец - от щедрот родителей - лежал под носом, прижатый хлебницей. В комнате, в вазе, было еще сто рублей, но только на тот случай, если попадется приличный костюм, так что эти деньги широкой покупательной способностью не обладали. До армии у меня имелось рублей триста, но трудовые эти сбережения я умудрился прогулять за недельку до призыва в ряды - с отчаяния, так сказать. Собственно, и не жалею... Но, понятное дело, монеты сейчас бы не помешали. Итак, двадцать рэ... Повисеть на шее папы-мамы несколько дней, конечно, не грех, но со службой тем не менее надо определяться в ударном порядке.
Покопавшись в шкафу, я отыскал шубейку, шапку; подумав, напялил на себя теплые шерстяные кальсоны, и это был грамотный поступок - зима прямо озверела: красный столбик в градуснике за окном примерз к отметке "30".
Пошел в гараж. Гараж - моя личная собственность. Наследство от деда. Теплый кирпичный бокс в ряду себе подобных. Дед мой был заядлый автомобилист. Страстишкой своей он заразил и меня. Раньше мы вместе жили: дед, папаша, мамаша и я. Родители к автомобилям относились индифферентно - так, как к средству перемещения в пространстве без давки, и не более того, а я и дед ковырялись с машиной неутомимо и вдумчиво, как бобры на плотине. На этой почве я и в автодорожный институт поступал. Но не попал. И вот, стало быть, окончил радиофак. Но отслужил как водитель.
Дед покойный завещал мне и машину. Машина по нашим временам - реликтовое чудовище, вскоре должное перейти в категорию раритетов. Марка - "Победа". Аппарат, безусловно, неказистый, но это - танк с высочайшей степенью надежности, к нему хоть колесо от телеги ставь - поедет!
Я перелез через железнодорожную насыпь - вдоль нее гуляла поземка - и, проваливаясь по щиколотку в сухой, как порошок, снег, спустился к воротам гаражного кооператива.
Снег возле моего бокса был расчищен. Это постарался папаня в ожидании приезда демобилизованного воина. Молодец.
Открыл замки. Реликтовый танк "Победа" тускло уставился на своего мучителя двумя глазницами ветрового стекла, угловато разделенного перегородкой. Да, кар в стиле бесспорного "ретро".
Папаня клялся, что каждые две недели проворачивал, согласно моему завету, коленвал и ухаживал за аккумулятором - заряжал и так далее. Он вообще-то в технике ни бум-бум.
Я накачал баллоны и снял машину с козел. Антифриз был в норме, масло тоже. Аккумулятор не дышал. То есть абсолютно, я даже накоротко замыкал клеммы - ничего, ни искорки. И сухой, как стеклянная банка с чердака. Кранты аккумулятору. Дозаряжался, папаня!
Сел на стул.