Вера Николаевна, - обратился Вадик к маме, - Вера Николаевна, завтра в девять у вас будет мой архитектор, Славиком звать. - Не дождавшись реакции мамы, Вадик уже приказывал шоферу:
- Витек, скажешь Славику, чтобы картинку нарисовал. Все измерил. Сметочку мне. Заметано.
- Но мы еще тут живем! - нерешительно сообщила мама. Мы, привыкшие считать переезд делом не одного месяца, понять ничего не могли. Вадик попросил маму позаниматься с Элеонорой.
- Вера Николаевна, вы время не теряйте. Проводите урок с дочкой. Я для вас пока квартирку подберу. - Вадик повторил еще раз, что все заметано, вытер нос дочке и усадил ее за рояль. Под старательный долбеж Элеоноры мы с папой с изумлением наблюдали за бурной деятельностью Вадика.
- Витек, ты пока по ихнему телефону позвони Коляну. В две трубки быстрее... Пусть подъедает на фирму к Додику, оттуда отзвонит мне с предложением. Нужна трехкомнатная... - Вадик уже обращался к папе:
- Вам в каком районе подойдет?
Вадик спросил это таким тоном, как спрашивают на раздаче в диетической столовой: "Вам котлету с подливкой или без?" Папа промычал в ответ что-то невразумительное, а Вадик уже говорил по своему радиотелефону с конторой приватизации. Через пятнадцать минут наша квартира в Доме полярников превратилась в диспетчерский пункт. Старенький телефонный аппарат, казалось, скоро начнет дымиться...
Вадик отвечал на звонки, давал распоряжения в свою радиотрубку. Витек накручивал диск нашего аппарата... Не успела Элеонора отбарабанить свою пьесу, как появился человек в кожаной куртке и сообщил, что нам пора спускаться. Внизу ждет машина. Пора ехать выбирать новое жилище. На улице Вадик с нами распрощался. Он спешил в аэропорт встречать американского бизнесмена, ранее проживавшего в Ростове, по имени Толян. Вадик попросил нас покатать Элеонору.
- С Толяном придется "принять", а девочке это" не интересно.
В слове "принять" Вадик сделал ударение на первом слоге. С приходом на трон лидера перестройки ударения во многих глаголах стали менять привычное место.
- Дочка с вами покатается, а потом Додик (так звали человека в кожаной куртке) отвезет ее домой.
Попрощавшись с нами за руку, Вадик укатил на своем "БМВ".
Элеонора сидела на заднем сиденье, между мной и папой. Маму Додик усадил на переднее.
- У тебя есть компьютер? - спросила Элеонора и шмыгнула носом. Компьютера у меня не было. - А во что ты играешь? - удивилась Элеонора.
Когда после путешествия в Митино, Бирюлево и Медведково мы вечером оказались на своей кухне, от дневного оптимизма не осталось и следа. Мама на скорую руку варила пельмени. Жалобно попискивал по-" черневший, не раз забытый нами на плите чайник.
Папа глядел в окно. Там внизу, во дворике грустно сидел бронзовый Гоголь. На голове Николая Васильевича ворковал московский сизарь. Его намокшая подруга принимала знаки голубиного внимания с плеча писателя.
- Как мы затащим на десятый этаж наш рояль? - спросила мама, чтобы просто что-нибудь сказать.
- Что, если Вадик купит наш рояль, а мы приобретем пианино? - для порядка ответил папа...
За спиной бронзового писателя доживал старенький московский особнячок, где классик провел свои последние годы. Сидячий памятник перенесли сюда-с Гоголевского бульвара еще до моего рождения. Мальчиком я часто рассматривал долгий унылый позеленевший нос, торчащий из-под плаща. Мне казалось, что Гоголь сейчас чихнет.
- Интересно, сколько времени займет дорога от "вашей новой квартиры до моего института? - спросил папа и опять замолчал. Мама не ответила.
- Что тебе делать в институте? Зарплату все равно никто тебе платить не собирается, - ответил я, думая о своем.
Папа и покойный мамин дедушка сходились на том, что "сидячий" Гоголь куда лучше того, что теперь стоит на Гоголевском бульваре.