Высокий, несмотря на поджарый вид, оказался тяжеловат, и я свалил его в ванну довольно небрежно. Но он не пришел в себя: несмотря на отсутствие тренировок удар оказался хорош. А вот меньший, когда я вернулся в номер, уже шевелился – все-таки я его пощадил.
Я хотел взвалить на плечо и этого, но в последнее мгновение остановился; только подтянул к стене и, посадив, оставил так. Свидетель с той стороны сейчас был как раз кстати.
Видеокамера Оксаны стояла на столе: она достала ее утром для работы на выставке. Это была "Сони хай 8" – компактная, но дающее отличное качество записи машинка. Я проверил таймер – он был включен и показывал точное время и день – затем установил камеру на столе объективом к себе, нажал кнопку записи и сел на стул, чтобы быть точно в кадре.
У меня всегда была репутация человека немногословного, поэтому на то, чтобы рассказать о событиях вчерашнего вечера, хватило минуты. Но, судя по тому, как замычал за спиной пришедший в себя "бодигвард", слова были самые нужные. У нашего губернатора всегда хватало врагов, такую информацию с руками оторвали бы на любом центральном телеканале, да и за само сообщение о проблеме с президентским здоровьем некоторые заплатили бы немало. Я продемонстрировал работающей камере удостоверения обоих гостей, не спеша, давая возможность автоматике зафиксировать фотографии и имена владельцев, а потом еще, взяв камеру, запечатлел и оригиналы. Пришедший в себя "бодигвард" мычал и крутил головой, пытаясь избежать нужного ракурса, но я снял все, что мне было нужно, а потом успокоил его ударом по затылку – больше свидетель мне не требовался. Обмякшее тело я затиснул в туалете между стеной и унитазом – сейчас самым важным было выиграть время, а вместе, даже связанные, они могли помочь друг другу освободиться.
Вещи Оксаны я побросал в чемодан за пару минут, не забыв проверить при этом ящики стола и полочки в ванной. Плащ ее я перебросил через руку и с чемоданом в другой тихо покинул номер, тщательно заперев за собой дверь на два поворота ключа. Я хорошо знал эту гостиницу – не раз приходилось устраивать здесь моих зарубежных партнеров, поэтому пост дежурного обошел через холл пристроенного агентства – не хотелось, чтобы администратор видела меня с чемоданом.
На стоянке такси у гостиницы стояло несколько машин, я выбрал самую старую, без рации, и, сунув водителю купюру, попросил подогнать машину к выходу и ждать. Разглядев цифру на банкноте, он радостно засуетился.
Увидев меня, Оксана побелела от негодования и выразительно глянула на часы. Но я не дал я ей возможности что-либо сказать. Молча поставил перед ней видеокамеру с откинутым экраном визуального контроля, нажал на кнопку воспроизведения. Пока шла картинка, в две минуты объяснил случившееся. Когда она подняла на меня взгляд, лицо ее было белее, чем до просмотра.
– Вот! – я выложил перед ней на стол оба удостоверения "бодигвардов". – И чем быстрее мы с тобой сейчас исчезнем отсюда, тем лучше.
Она закрыла лицо глазами и несколько мгновений сидела так, не шевелясь. Затем снова глянула на меня. И я поразился этому взгляду.
– Самец! Если я узнаю когда-нибудь, что ты это устроил специально, чтобы меня спровадить…
Я взял ее ладони в свои. И она тут же уткнулась в них лицом.
– Владик, и почему у нас так все?..
– Поехали! – я встал. – Дорогой договорим.
Приободренный обещанием щедрой платы таксист домчал нас до аэропорта минут за тридцать. Дорогой она плакала, уткнувшись мне лицом в грудь, а я тихонько шептал ей на ушко инструкции вперемежку с успокаивающими словами. Со стороны это выглядело вполне естественно: прощание двоих, один из которых должен улететь. Тем более, что все было действительно так.
Перед входом в аэропорт я обнял ее в последний раз – внутри здания нас не должны были видеть вместе. Она прижалась ко мне так сильно, будто хотела слиться навсегда.
– Владик! Летим вместе!
– У меня нет паспорта.
Я врал: паспорт лежал у меня во внутреннем кармане пиджаке. Но вместе нам сейчас было нельзя: если и позволили сесть в самолет, то по приземлению встретили бы точно…
– У тебя по-прежнему два паспорта? На девичью и фамилию мужа?
Она кивнула.
– По какому жила в гостинице?
– Тому, что на мужа.
– Значит билет берешь по другому. Одна. И сразу на посадку.
Я взглянул на часы. До окончания регистрации московского рейса оставалось десять минут.
– Давай Ксюша. И помни – в Москве никаких гостиниц, а мне звонить – только из автомата и каждый день из разных мест. От этого зависит моя жизнь, да и твоя тоже… – я помолчал. – Если я не отвечу два вечера подряд, пленку передашь ему, – я протянул ей визитку популярнейшего в Москве телеведущего (на счастье, она завалялась во внутреннем кармане давно не надевавшегося пиджака). – Он знает, что с ней делать. Давай, Ксюша! – я легонько подтолкнул ее к двери…
Сам я вошел в нее минут через пять. В большом зале аэропорта было пустынно и спокойно: не было похоже на то, что здесь кого-то собираются задерживать. И все-таки я постарался потеряться маленькой толчее у магазинчиков – так было спокойнее. Оксана уже успела купить билет, и я видел, как она бежала к стойке контроля, оглядываясь по сторонам. Но я спрятался за боковой стенкой сувенирного киоска. Я видел, как она предъявила паспорт и билет, как служащий аэропорта быстро поставил ей штамп на бланке, и как она побежала в накопитель. Стоявший на контроле милиционер проводил ее долгим, но явно не служебно заинтересованным взглядом. Чемодан она не стала сдавать в багаж, и я только мысленно перекрестился, прося Бога помочь ей у поста службы безопасности – видеокамера с кассетой и оба удостоверения лежали там.
Выждав несколько минут, я подошел к кассе и купил билет на рейс до Киева. Эта была пустая трата денег, но, увы, необходимая. Отметки в моем паспорте, оставшиеся с прежних времен, позволяли мне лететь в дальнее зарубежье, но путь туда лежал через Москву. Киев был ближе к Вене, поэтому и выглядел правдоподобнее.
Затем я зашел в ресторан и, примостившись за крайним столиком, заказал себе роскошный завтрак – с креветками и горой салата. Запивая все это холодным пивом, я прислушивался к объявлениям по радио, и с удовольствием осушил целый стакан, услыхав, что рейс на Москву отправился в полет. Мне никто не мешал, и, покончив с едой, я вдруг с лихостью подумал о том, что если и дальше все будет так тихо, то действительно можно рвануть в Киев? Денег у меня оставалось совсем нечего, но на одну ночь в дешевой гостинице на окраине и на один телефонный звонок хватило бы. А дальше…
Но в этот момент в зал ресторана вошли…
5.
Мы опять сидели друг против друга, и вновь человек с тонкими усиками на верхней губе недружелюбно сверлил меня своими маленькими глазами-буравчиками. Я глянул на часы – со времени нашей последней встречи не прошло и полусуток. Только это уже был другой кабинет: большой, обставленный помпезной импортной мебелью, которая, однако, имела здесь унылый казенный вид, как мебель таких кабинетов в пору моей юности – в другое время и в другой стране…
– Ну?.. – наконец грозно вопросил мой визави.
"Салазки гну!" – едва не ответил я, но вовремя удержался и только легкомысленно улыбнулся.
– Что вы собирались делать в Киеве? – уточнил, наконец, хозяин кабинета.
– Горилку пить! – чистосердечно признался я. – Знаете "Немирофф"? Мне больше нравится прозрачная. "Перцовка", хотя ее так расхваливают, на мой вкус, приторная, да и букет не тот…
– Где кассета? – невежливо прервал он меня.
– У меня ее нет, – вновь чистосердечно признался я.
– Я знаю, что нет! – рыкнул он. (Я только мысленно усмехнулся: его амбалы обшарили меня с ног до головы, прощупали каждую складочку одежды еще в аэропорту. Делали они это грубо, правда без оскорблений, и меня это только позабавило – каждая минута поиска отдаляла от них разыскиваемый предмет с крейсерской скоростью реактивного самолета.) – Я хочу знать, где она сейчас и у кого?