Делай что хочешь. Но я верю, что Пон-дю-Гар…
– Моя дорогая, я видела виадук в Холборне [1] . Жизнь не может вместить большего…
Луиза аккуратно погасила сигарету и закинула руки за голову. Она была художница, высокая, светловолосая и полная, с длинными ногами, приятным голосом и красивыми руками. Темперамента, заслуживающего упоминания, она не имела и была невыразимо и неизлечимо ленива. Когда ее в этом обвиняли, она говорила, что постоянно наблюдает за жизнью и воспринимает ее полностью, а это требует времени. Ничто не могло нарушить спокойствия Луизы или удивить ее. И, разумеется, вы никогда не могли с ней поссориться. Едва начинались какие-нибудь неприятности, Луизы там уже не было; она таяла, как Чеширский кот, и безмятежно возвращалась, когда все утрясалось. Она была спокойно-независима, как кошка, но без кошачьего любопытства. И хотя она походила на крупных неопрятных девиц – тех, что вечно суют окурки в крем для лица и никогда не стряхивают волосы с одежды, она всегда была необыкновенно ухожена, и ее движения были изящными и точными. Опять же, как у кошки. Я умею ладить с кошками. Как вы еще узнаете, у меня с ними немало общего, так же как и со Слоненком.
– В любом случае, – сказала Луиза, – у меня столько руин и развалин, в переносном смысле конечно, что хватит на всю жизнь. Я среди них живу.
Я знала, что она имеет в виду. Перед тем как выйти замуж за Джонни Селборна, я тоже была учительницей в частной школе Алисы Драпп для девочек. Упомяну только, что находится школа в Восточном Мидленде, и больше ничего не скажу о ней, так как невозможно говорить об этой школе без риска попасть под мощный поток клеветы. Луиза все еще преподавала там искусство и сохранила рассудок и здоровье только благодаря описанной мною привычке удалять себя из зоны волнений, насколько это возможно в школе Алисы Драпп. Даже там Луиза постоянно наблюдала за жизнью. Во всяком случае, она всегда улавливала надвигающиеся неприятности.
– Не спеши радоваться, – предупредила я ее. – Ты еще можешь наткнуться на Ллойда-Ллойда и Мерридью, потягивающих перно в ресторане внизу.
– Но не на обоих вместе, дорогая. Они теперь не разговаривают. Великий Разрыв парализовал всю школу на недели…– Она сделала паузу и сморщила нос. – Что за отвратительная метафора… И не перно, Чарити, минеральную воду «Виши». – Она закурила другую сигарету.
– Что же случилось?
– О, Мерридью вывесил объявление, не спросив Ллойда, или Ллойд его вывесил, не спросив Мерридью, или что-то невероятно ужасное в том же роде, – сказала она безразлично. – Меня там не было.
Естественно, не было.
– Бедняжки, – сказала я и не покривила душой. Луиза аккуратно стряхнула пепел в плошку и повернула золотоволосую голову на подушке.
– Да, тебе легко так говорить. Ты избавилась от них навсегда, не так ли? Тебе повезло.
Я не ответила. Бережно положив фотографию Джонни обратно в чемодан, где только что на нее наткнулась, я достала платье, встряхнула его и разложила на стуле, готовясь надеть. Не думаю, что выражение моего лица изменилось. Но у Луизы было время изучить меня досконально.
Она раздавила сигарету в пепельнице и изменившимся голосом сказала:
– О Боже, Чарити, извини. У меня вылетело из головы. Я дура. Прости меня.
– Забудь об этом, – сказала я достаточно легким тоном. – Я забыла.
– Ты забыла?
– Конечно. Прошло уже столько лет. Было бы глупо и неестественно помнить. И мне в самом деле повезло, как ты сказала. – Я усмехнулась. – В конце концов, я богатая вдова… взгляни-ка сюда.
– Моя дорогая! Что за великолепное белье!
И разговор благополучно скользнул опять на предметы, действительно имеющие значение.