Вы очень помогли!
— Какая же это помощь!
— Можно заслониться от невыносимого вопроса. Хотя бы на время.
Её руки взметнулись... её шаг в сторону, к полке с пластинками, она вытягивает одну... Шурочка две достала — вам и мне; мы сейчас послушаем мою?.. Ну, конечно же, с удовольствием!.. Приглашение сесть — в этом кресле так любила сидеть её бабушка! Он пьёт кофе? Сейчас она сварит, ладно?.. Со спины, убегающая на кухню, она совсем девчонка... А комната тесна и мрачновата из-за огромного комода, похожего на чучело динозавра; тянет пройти к окну, из него неожиданный вид на церковку посреди рощицы, облепленной снегом, белым-белым, как стены церковки, и два голубых купола — расстояние между крестами отсюда кажется не шире ладони. Словно эта комнатка, почему-то думаешь ты, — ископаемый комод, кресло, в котором любила сидеть бабушка... тридцать лет в этих стенах... впрочем, она могла переехать сюда со всей этой рухлядью из чего-нибудь более просторного...
Эта мысль вызывает в памяти тоску.
* * *
В комнате, куда когда-то переехал он с матерью, особенно поразил низкий потолок; как сжала тоска по прежней квартире! она снилась и снилась со своими недосягаемыми потолками, дверями-великанами; просторное жильё — его мечта. Мечта умного, вежливого мальчика... Впервые придя к кому-нибудь в гости, он тут же осматривал квартиру... “у вас такой коридор! можно кататься на велосипеде...” Давящий страх, что так и останешься в тесноте — всю жизнь в тесноте! — и болезненный интерес к тому, как живёт твой новый знакомый — и тот, и этот: ты старался определить это по одежде, по первым его словам... Годами скрываемый страх тесноты. И снящаяся квартира.
И квартира Инны... Он уже студент университета, отличник и активный общественник, секретарь студсовета и председатель кружка лингвистов; приятный юноша — не помешали бы эпитеты “красивый” или “мужественный”, но... Тебе не хлопотно убирать такие хоромы, Инночка? Ах, мама помогает! Понятненько. Или ты помогаешь маме — немножко, да? Пожалуй, я буду ставить раскладушку в вашем коридорище, хотя бы на время сессии, ха-ха-ха. Зачем же в коридоре, Женечка, когда у меня своя комната... И несколько тяжеловатая талия, добавляешь ты мысленно, и вообще этой девице не мешало бы позаниматься с обручем, тем более, что в такой комнате есть где развернуться... Вечера, целенаправленные вечера здесь, и: “Папа приглашает тебя остаться на чашечку кофе...” — вы оба хохочете: выпито уже столько чашечек!.. Пожалуй, я останусь, Инночка, хоть у меня и трудно со временем... Ради твоего папы!
Ужин не на кухне, а в гостиной.
— Григорий Захарович, прочитал ваши труды... Я — под огромным впечатлением! Диамат и производственная лексика. Чередование гласных в пролетарской поэзии — у вас всё так перспективно!
Инна не стала заниматься с обручем. Но и в толстуху не превратилась — и когда он закончил аспирантуру и они переехали в свою первую отдельную, пока скромную по размерам квартиру. И когда он устроился в академию (“Григорий Захарович, у вас всё так перспективно!”). И когда родился сын и они поселились в нынешнем престижном доме (“У вас такой коридор! можно кататься на велосипеде... Тебе не хлопотно убирать такие хоромы, Инночка?”) — она оставалась достаточно импозантной женой (надёжно оберегаемая дочка), женой, которая убирает квартиру пожеланиями и советами: приходящей по вторникам и пятницам Наденьке, не то курьерше, не то техничке в папином штате. Женой, которая ничуть не подозревает, что своей научной карьерой муж обязаннизкому потолку. Она о многом не догадывается и, по-видимому, не испытывает желания догадаться: за что ты отнюдь не в претензии.
Вот только иногда страшновато одному со своими страхами...