Автор шести поэтических сборников: «Фрейя», «Стихи из мусорной корзины», «Асфодели непознанный профиль», куда также вошли переводы стихов с польского языка и песни на её стихи, «Выкрутасы эйдоса», «Любовь-Крысолов», «П'ятикнижжя». С поэтом Леонидом Колгановым организовала в Тель-Авиве всеизраильский поэтический клуб «ПоВтор». Фишкой работы клуба являются международные поэтические телемосты «Поэзия без границ», на которых побывали поэты из разных городов и стран: Израиля, Украины, Испании, Греции, России, Германии, Белоруссии, Америки. Инициатор выпуска и составитель международных альманахов «Свиток 34» по материалам этих телемостов. Автор идеи, составитель поэтической антологии «ПАРК Шодуара». Печатается в журналах и альманахах СРПИ, МГП, МСПИ, таких как «Новый Ренессанс», «Созвучие муз», «Юг», «Литературный Иерусалим», «Артикль», «Под эрой Водолея», Für dich, «Писатели ХХI века», «Мелодии сердечных струн» и многих других. Стихи переведены на украинский, польский, болгарский, английский, немецкий языки.
Учредитель поэтической премии имени Леонида Колганова.
Диптих «Бердичев»
1. Отчий домДом ещё живёт и дышит
Ранним утром акварельным,
Сном таинственным под крышей
И томлением пастельным.
Ещё бури и прибои
В нём бушуют, как и прежде.
Только жёлтые обои
Как потёртые одежды.
Только трещин паутина
Расползлась по штукатурке,
И в пруду заросшем тина
Словно бархат на шкатулке.
Малахитовая зелень
Обнимает дом снаружи,
Зев оконный в нём побелен
Отпечатком нежных кружев.
И пока в нём бьётся сердце
В ожиданье блудной дочки,
Я сюда приду погреться
И плести из слов веночки.
Мой город родной, неказистый,
С потёртостью маленьких крыш.
В реке под горою волнистой
Ласкается томный камыш.
Плывут между улочек скромных
Неспешно уютные дни
И в двориках старых укромных
Мерцающей жизни огни
Мне любы твои ароматы,
Капели из вишенных вен
И остров небрежно косматый
Вблизи кармелитовых стен,
Надтреснутый звук колокольни,
Израненной горестью лет,
И крик петуха протокольный,
Вещающий новый рассвет.
Из цикла «Три времени года»
1. Начало сезона дождейСмывая пыль и грязь за лето,
обрушился на город дождь
и, как блестящею монетой,
сверкает лужами, кометой
гарцует босоногий вождь.
Вода! Вода! Живая сила!
И горло пересохших рек,
морщины склонов напоила,
как будто только и радела,
чтоб сократить пустыни век.
Вновь караваны горных лысин
покроет редкий пух клочков
травы, кустов, как корку плесень.
Признание громо́вых песен
скупая красота цветов!
Разливает молоко на кусты и на деревья
По весне корова Нут[4], нежась в солнечной траве.
Это первые дары новолетнего преддверья,
Несравненные дары голым веткам и листве.
Вновь теплом преобразилась онемевшая пора,
Расплескалась, развопилась, словно невидаль какая,
Обновилась диорама вдоль облезлого двора,
На припёке растянулась ящерица золотая.
Оживился пейзаж взбудораженным стаффажем[5]
Воскресенью нет числа на листках календарей.
Перекрикивая гул, воспарил галдёж над пляжем
Завершением сезона субтропических дождей.
Влажная липкая кожа, налитая
мякоть телесная мятая глина.
Простынь прилипла к скелету. С исходом дня
ночь обезумела
Красными, будто варёными раками,
устланы пляжи телами бессильными.
Бьются в истерике на судах с баками
волны плаксивые.
Вот оно, лето горячее, паркое,
зноем палящее, солнцем клеймящее,
с тенью, никак не спасающей, парками
зелень томящее
Ветки обмякли, к жаре тугоплавкие,
скрючились, съёжились в струпья до вечера.
Их ожидает влюблённых (над лавками)
тайная вечеря
Цикл «Имя»
1. ИмяОна, как небес корабли,
плывёт, не касаясь земли,
младенца держа на руках.
Какой он оставит в веках
след дел от столиц до окраин?
И было его имя Каин
Она, как мираж пустыни,
идёт в длинном платье из сини,
к груди прижимая сокровище:
кто ангел он или чудовище
для мира, так ждущего чуда?
Ему дали имя Иуда
Летит быстрокрылою птицей
в тунике из скромного ситца.
У мира всего наяву
Ребёнок родился в хлеву.
Какую Он весть нам принёс?
И звали Его Христос!
Пойдём, поэт,
взорим,
вспоём
у мира в сером хламе.
Встреча с тобою была как взрыв
Атомно-водородной бомбы.
Стихи читала наотмашь, навзрыд,
Круша в глухих душах тромбы!
Слог твой как ветер свежий в лицо,
Хлёсток молнией яркой,
Лезвие бритвы, молот с серпом,
Дух пе́чи доменной жаркой!
Ты с Солнцем пошёл взорить, воспеть,
У мира в сером хламе.
В трио возьмите меня к себе
Я буду петь вместе с вами.
Петь буду смело горнилом вслед,
Мясом к гарниру из стали.
Благословляю бумажный ваш хлеб
За то, что выжить мне дали!
Бог, не суди! Ты не был
Женщиной на земле!
Краснощёкие нектарины
подавали сегодня к столу.
День последний усопшей Марины
загорался в музейном углу,
в заточении за занавеской
поднимался в предутренней мгле,
на стене угасающей фреской
под гвоздём в сердобольной петле.
Может, фартук тому был причиной
и пустой его вечно карман,
что записку друзьям и ключи на
скатерть брошены, как в океан?!
Может, сил больше не было верить?
Только нет в этом Божьей вины:
кто не знал скотской жизни потери
не был женщиной этой страны!
Здесь в музее сверкают витрины,
отражая оставленный след
в этом доме душою Марины,
но в котором её больше нет.
Я вернулся в мир казнить
Всех, кто был фальшивой масти!
Он пришёл молодым!
И ушёл молодым.
Скок по полю гнедым!
Едкий с искрами дым!
Колокольный надрыв!
Безутешный набат!
Ослепительный взрыв
Мой растерзанный брат!
И с расколом раскол!
И с женою жених
Он с оскалом металл,
Всех карающий стих!
Из житья выйти смог
За предел нежитья!
К чаше дерзкого «СМОГ»[6]
Причастилась и я!
Владимиру Крайневу