Очень тихо Фафхрд начал:
– Существует легенда….
Длинная пауза. Затем он внезапно встряхнул головой и сказал более естественным голосом:
– Воспоминание ускользает от меня, Мышелов. Все извилины моего мозга не могут удержать его. Давай еще раз обойдем лагерь и ляжем спать.
***
Мышелов очнулся от первого сна так тихо, что не проснулась даже Хрисса, прижавшаяся спиной к его боку – от коленей до груди – с той стороны, где был костер.
В небе, только что появившись из-за Звездной Пристани, висел молодой месяц, поистине достойный плод Древа Луны. Его свет сверкал на южной Косе. «Странно, – подумал Мышелов, – какой маленькой была луна и какой большой – Звездная Пристань, силуэт которой вырисовывался на фоне бледного в свете луны неба».
Затем, сразу же под плоской вершиной шапки Звездной Пристани, он увидел яркий бледно-голубой мерцающий огонек. Мышелов вспомнил, что Ашша, бледно-голубая и самая яркая из звезд Невона, должна была этой ночью находиться неподалеку от луны, и подумал, уж не видит ли он ее, благодаря редкостной удаче, сквозь Игольное Ушко, что доказывало бы существование этого последнего. Он подумал также о том, какой большой сапфир или голубой алмаз – возможно, Сердце Света? – был моделью, изготовленной богами для Ашши. И при этом он сонно подсмеивался над собой за то, что его заинтересовал такой глупый, прелестный миф. А потом, принимая этот миф полностью, он спросил себя, оставили ли боги хоть одну из своих настоящих звезд незапущенной, на Звездной Пристани. Потом Ашша, если это была она, мигнула и исчезла.
Мышелов чувствовал себя очень уютно в своем плаще, подбитом овчиной, и теперь зашнурованном в виде спального мешка при помощи ремней и роговых крючков, нашитых на края. Серый долго и мечтательно смотрел на Звездную Пристань, пока месяц не оторвался от нее, и голубая драгоценность не засверкала на вершине и тоже не оторвалась от нее – теперь уже точно Ашша. Уже без всякого страха Мышелов попытался понять, что вызвало похожее на ветер движение, которое он и Фафхрд слышали в неподвижном воздухе, – возможно, просто длинный язык шторма, коротко лизнувший землю. Если шторм будет продолжаться, они, поднимаясь, попадут прямо в него.
Хрисса потянулась во сне. Фафхрд, завернутый в свой зашнурованный ремнями, набитый гагачьим пухом плащ, сонно проворчал что-то низким голосом.
Мышелов уронил взгляд на призрачное пламя угасающего костра и тоже попытался уснуть. Язычки пламени рисовали девичьи тела, потом девичьи лица. Затем призрачное, бледное, с зеленоватым оттенком, девичье лицо – возможно, продолжение видений, как вначале подумал Мышелов, – появилось позади костра, пристально глядя на него сильно сощуренными глазами поверх огня. Лицо становилось более отчетливым по мере того, как Мышелов глядел на него, но вокруг него не было ни малейшего намека на тело или волосы – лицо висело в темноте, как маска.
И все Же лик был таинственно прекрасным: узкий подбородок, высокие скулы, маленький рот с чуть выпяченными губами цвета темного вина, прямой нос, переходящий без всякой впадинки в широкий, чуть низковатый лоб – и затем загадка этих глаз, скрытых припухлыми веками и, казалось, подглядывавших за Мышеловом сквозь темные, как вино, ресницы. И все, кроме губ и ресниц, было очень бледного зеленоватого цвета, будто из нефрита.
Мышелов не издал ни звука и не пошевелил ни одним мускулом просто потому, что лицо показалось ему очень красивым – так же, как любой мужчина может надеяться, что никогда не кончится тот момент, когда его обнаженная возлюбленная подсознательно или подчиняясь тайному побуждению, принимает особенно чарующую позу.