А чего человек с похмелья хворает, это вы знаете, товарищи ученые?
«Ученые» переглянулись…
— Отравление организма, — отчеканил Юрка. — Отравление сивушным маслом.
— Где масло? В водке?
— Так точно, ваше благородие! — Юрка с Витькой хихикнули.
— Доучились! — Старик доволен, что поймал зеленых на явной глупости. — А сыра там нет случаем? Хэх, елки-палки!..
— Хочешь, я тебе формулу покажу? — вскочил Юрка. — Сейчас я тебе наглядно докажу… На! Вот она, формулка…
— Пошел ты со своей формулой! О-ох, опять накатило… О, что делается!
— Ну, похмелись уж тогда, чего мучиться-то?
Старик никак не реагирует на это предложение.
Витька заговорщически наклонился близко к другу и сказал тихо:
— Денег жалко. На похмелку-то.
Юрка согласно кивнул головой: знаю, мол.
— Я тебе сала маленько принес. В сенцах оставил.
— Дядька приехал?
Витька кивнул.
— Еще какой-то гусь пришел — к маме. Володя какой-то.
— Зачем?
Витька пожал плечами.
— Сватать, что ли… Он прямо не говорит. Пистолет вот подарил.
— Ну-ка? Ой, ну и пистолет!
— Он думал, я еще маленький.
— Витька, отец-то пишет? — спросил старик. — Где он счас?
— Не знаю, — неохотно сказал Витька.
— Помогает вот он вам?
— Не знаю. Помогает.
— Носит нынче людей по белому свету… — сказал старик. — И моих где-то черт носит. Вот оно, ученье-то!
— Радоваться надо, что дети выучились, а он… ворчит, — заметил Юрка.
Старик приподнялся на локте.
— Сколько тебе лет учиться до хирурга?
— Шестнадцать. Десять плюс шесть в медицинском институте.
— Так, — зловеще гнул старик. — А сколько ты будешь получать?
— Не в этом дело…
— Нет, сколько?
— Я не интересуюсь зарплатой.
— А-а — завилял? Зарплатой не интересуется… Видали ухаря? Витька, дай ему там подзатыльник, хвастунишке. Зарплатой они не интересуются!.. Только старикам шиш высылают.
— Что, у тебя денег, что ль, нету?
— Есть. Не про вашу честь.
— Ну и вот.
— Я тебе про другое толкую: на кой шут жилы-то из себя тянуть столько лет? Иди вон на шофера выучись да работай. Они вон по сколь зашибают. Да ишо приворовывают: где лесишко кому подкинет, где угля — деньги. И матери бы помог. У ей ведь трое на руках… Шутка в деле! Кажилится на тебя, кажилится, а ты потом — хвост трубой и завьесся в большой город.
— Не твое дело.
— Знамо, не мое. Я чужой человек, плотишь мне пять рублей — живи на здоровье. Мне матерю твою жалко. Легко, думаешь, ей одной с вами?..
— Проживем! — резко сказал Юрка. — Никому до этого… Нечего! Жили и проживем.
— Сбили вас с толку этим ученьем — вот и мотаетесь по белому свету. Ты ишо кто? — сосунок, а уж по квартирам сшиваешься. Дома родного не знаешь.
— Если дома нет десятилетки, что я теперь?
— Во-от! «Десятилетки», «пятилетки»… Жили раньше без всякого ученья — ничо, Бог миловал: без хлебушка не сидели.
— У вас только одно на уме — «раньше»!
— А то… ирапла-анов наделали — дерьма-то.
— А тебе больше глянется на телеге?
— А чем плохо на телеге? На телеге-то я если поехал, то хоть знаю: худо-бедно — доеду. А ты навернесся с этого своего ираплана — костей не соберут.
Юрка махнул рукой.
— Витька, спорь с ним, если охота. Мне надо учить.
— А космос? — значительно спросил Витька старика.
— Что «космос»?
— Космос. Куда наши космонавты летают…
— Летают, — поправил Юрка.
— Летают, — поправился Витька.
— Гагарин-то?
— Не один Гагарин. Много уже.
— А чего они туда летают? Ну и что, что летают? Что толку-то?
— Во дает! — воскликнул Юрка, опять откинувшись на спинку стула.
— Понял? — сказал Витька. — А что, им лучше на печке лежать?
— Чего вы привязались с этой печкой? — обиделся старик. — Доживите до моих годов, тогда вякайте. Только сперва доживите.
— Я же не в обиду тебе говорю, — продолжал Витька.