. Я видел, и я говорил.
На самом-то деле сумасшедшие они сами, те, кто не слушает... Еще глоток...
Ничего из сказанного мной не понято верно. Следует ли предположить, что так будет всегда? Предположить... Проклятый Вольтер! Он знал, что я хотел сказать! Он знал, что я никогда не подразумевал увести всех жить в лесах!
Одаренный человек в его связи с обществом - вот что я говорил вновь и вновь... Только общество может дать человеку знания о добре и зле. В природе же он есть всего лишь невинный младенец. Вольтер знал! Я готов поклясться, что он знал, проклятый насмешник! И будь прокляты все, кто призывает человека трудиться! Порочность разряженных денди играет в простоту... Тереза! Мне скучно без тебя по вечерам... Да где же эта бутылка? А, наконец нашлась!.. Узри Богиню и Бога и порядок в природе и в сердце... и в бутылочке, я должен добавить. Как хорошо в полночь комната плывет. Вот и настали времена - черт побери их совсем, - когда все на свете кажется никчемным, все, все, что я делал, и все остальное в этом безумном мире. Но кого это интересует? Во времена, когда я, кажется, вижу все так ясно... Но... В этот вечер я не исповедую веру савойского викария... Были времена, когда я боялся, уж не вправду ли я сумасшедший, и другие времена, когда я сомневался в тех или иных мыслях... Теперь я боюсь, что не имеет значения, сумасшедший я или нормальный, прав или заблуждаюсь. Не имеет значения ни в малейшей степени. Слова мои оцениваются по их звучанию, пронзительности, эффективности, доступности...
Ветер продолжает дуть, мир идет тем же путем, каким будет идти, следует прежним курсом, каким он шел бы, если бы меня и не было никогда.
Не имеет значения, что я смотрел и говорил. Не имеет значения, что те, кто меня презирал, могут быть правы. Не имеет значения...
Голова его отдыхает, упав на руку. Он разглядывает дно бутылки. Мы видим, как оно становится белым в мерцающем свете, а все вокруг него голубое... Мы кружимся. Мы...
Я...
***
- Айе! - вскрикивает она, вздрагивая, завершив свою песнь; кровь на ране засохла, тело воина стало неподвижным и бледным. И снова, склонившись, вскрикивает, застывая в форме самой теплоты. Воздух вырывается из моих легких с шумом, как рыданье. Боль!
Боль...
***
...Но не покинуто ничего. Мои надежды - мечты дурака... Меня пригласили, когда все уже началось. Старый порядок, в мире которого я, Жан Антуан Никола, был рожден маркизом де Кондорсе <Кондорсе - Жан Антуан Никола (1743-1794), маркиз, французский философ-просветитель, математик, социолог, политический деятель; в философии - сторонник деизма и сенсуализма; развил концепцию исторического прогресса, в основе которого развитие разума>, отпраздновал свой расцвет и проводил его во тьму задолго до того, как я увидел этот свет, и меня приветствовала Революция. Прошло еще три года - и я уже сидел в законодательном собрании. И террор... Но спустя еще год из-за моего сочувствия Жиронде я утратил завидное положение и бежал в якобинцы... Смехотворно! Здесь вот я и сижу, их пленник. Я знаю, чего мне теперь надо ждать, но этого они от меня не получат! Смехотворно это - пока так считаю я. Все, что хотел, я написал: что человек может за один день стать свободным от нужды и войны, что углубление и распространение знаний, открытие законов поведения людей в обществе могут привести человека к совершенству... Смехотворно - верить в это и рассчитывать таким путем стать хозяином гильотины... Еще вот что: умеренность не есть путь революции; мы, вовлеченные в дело гуманисты, частенько усваиваем это слишком поздно... Я все еще верю, хотя мои идеалы сегодня кажутся дальше, чем уже были однажды... Нам следует надеяться, что они на прежнем месте и работают на пользу дела.