Мне было фиолетово в части использования своих вещей, а вот дальше я «притормозил» и допустил небольшую ошибку, заказав одежду и сапоги строго по своим гражданским меркам. Впоследствии я уже я набрался опыта и брал одежду и обувь на размер побольше. Это удобнее в одежде, если не считаться с армейской модой на ушивание, но она применима, когда обязанности по службе тебя уже не допекают, то есть не на первом ее году.
В больших на размер сапогах остается место для пары теплых портянок зимой, а после просушки мокрых сапог не приходиться их заново разнашивать. При сильном морозе любой армейский «дедушка« распорет любовно ушитую и отутюженную квадратиком шапку и пожалеет, что взял ее на два размера меньше положенного!
Получив все, что полагается, особенно обрадовавшись белью в цветах «Ротора» темно синие трусы и голубые майки, я обнаружил, что натянуть на себя сапоги и галифе от ХэБэшки крайне затруднительно. В результате, натягивая форму и обучаясь мотать портянки, я остался среди последних в раздевалке бани и был немедленно «припахан» для уборки душевой (разумеется, это была чистая импровизация наряда по бане), от чего избавился просто выйдя сквозь каких-то крикливых пацанов в такой же как у нас форме, уже почувствовавших себя имеющими право на понудительные вопли.
Форма одежды в нашей части была традиционная и напоминала фильмы про войну песочно-зеленоватого цвета ХэБэшка, два ремня тканевый для брюк и всем известный солдатский ремень из кожзаменителя с латунной бляхой, портянки, кирзачи, пилотка.
По мере роста температуры и участившегося отсутствия воды выдали фляжки всем известные алюминиевые в зеленой ткани и почти гражданские белые пластиковые. Всем, конечно, захотелось иметь настоящие металлические, но этот выбор был неверным, так как они были вполовину меньше по объему и нещадно моментально нагревались. Выдали также по десятку подворотничков, платки, кажется нитки-иголки, но не уверен, может и сами покупали позже в магазине.
Ближе к Присяге выдали парадку и ботинки богатство хранилось у старшины и выдавалось исключительно для выходов в увольнение. Присягу принимали в парадной форме в надраенных сапогах, белых ремнях и при оружие, правда без примкнутых штык-ножей, а в увольнение отправляли без ремня, но в ботинках. Парадный вид лично мне очень понравился, мы даже прекратили садиться на землю или асфальт при любом удобном случае и старались придать сапогам блеск при малейшей их запыленности.
Осенью, с переходом на ПэШа (полушерстяное обмундирование), всем выдали шинели, шапки, более теплые фланелевые портянки (но не для Севера там-то портянки были из серой ткани, напоминающей пуховые платки), перчатки (тоже слабоватые для морозов) и белое хлопчатобумажное белье вместо маек и трусов.
Быстрее всего из строя выходили сапоги, месяца через три надо было или идти в сапожную мастерскую для починки или покупать за свой счет новые, но на это средства были у единиц. Я свои чинил, хорошо что в войсках выдали новые, да и валенки там были в ходу, мы их часто одевали для сменки, но только на работах, не в строю.
Особенно всех потрясла роскошь в виде выданных тапочек-шлепок Азербайджанцы с наслаждением уважительно причмокивали: «Тапчка-а-а!» В учебке времени на отдых было мало и шлепки я почти не одевал, а вот в войсках в любое время года, когда не было снега шастал в них по «точке», к концу службы еще и надписав сверху синей краской «Ротор» на одном и «Fans» на другом тапке фотка есть в моем архиве на «Одноклассниках», любуюсь периодически!
Для выхода в увольнение были необходимы носки, но они почему-то не выдавались и в роте были по счету. Добывать их приходилось при походе в увольнение по знакомству или иными хитростями. Как метко отмечал старшина у солдата носки должны быть или черные и задирал при этом брючину одной ноги, либо синие и показывал носок на другой ноге.
Именно так и проводил смотр перед отправкой в город счастливых обладателей увольнительных записок дежурный по части, отсутствие носков не раз было причиной возврата в казарму. Наверное, носков просто не было в наличии, что для того времени не удивительно, странно, что все остальное (за исключением сигарет табачный кризис был в самом разгаре и я опять добрым словом вспоминал Жеку) было в достатке.
Уже не помню точно, кто привел восемь стриженных парней в пятую роту, казарма находилась на втором этаже нового трехэтажного здания. Нас встречал старшина роты прапорщик, использовавший для общения с солдатами познавательные слова и словосочетания: «Маймуны!» обращался он к нам (много позже я выяснил, что это означало обезьяны, но и тогда по выражению было ясно, что это приблизительно и подразумевалось), «Посмотрите, вон Ваши братья по деревьям бегают!» Периодически он выражал уверенность и обеспокоенность нашей неряшливостью: «В тумбочках у вас есть все, даже триппер».