А тем временем советские дипломаты в Берлине безуспешно пытались связаться с Риббентропом, чтобы вручить ему ноту протеста по поводу не прекращавшихся провокаций немецких войск на советско-германской границе. "Внезапно, вспоминал Бережков, в 5 часов утра по московскому времени, раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхсминистр Иоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел". К советскому посольству прибыла немецкая машина. Когда посол СССР Деканозов и его переводчик В. Бережков подъехали к министерству, там уже стояла толпа журналистов. Когда советские дипломаты вошли в кабинет министра, тот "встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные как бы остановившиеся глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. "Не пьян ли он? промелькнуло у меня в голове. После того, как мы уселись за круглый стол и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил".
Риббентроп не дал возможности Деканозову изложить ноту советского правительства, заявив, что "сейчас речь пойдет совсем о другом. Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе Далее Риббентроп пояснил, что он кратко излагает содержание меморандума Гитлера, текст которого он нам тут же вручил Риббентроп сказал, что создавшуюся ситуацию германское правительство рассматривает как угрозу для Германии, когда та ведет не на жизнь, а на смерть войну с англосаксами. Все это, заявил Риббентроп, расценивается германским правительством и лично фюрером как намерение Советского Союза нанести удар в спину немецкому народу. Фюрер не мог терпеть такой угрозы и решил принять меры для ограждения жизни и безопасности германской нации. Решение фюрера окончательное. Час тому назад германские войска перешли границу Советского Союза".
В ответ Деканозов заявил: "Это наглая, ничем не спровоцированная агрессия. Вы еще пожалеете, что совершили разбойничье нападение на Советский Союз. Вы еще за это жестоко поплатитесь" Бережков вспоминал: "Мы повернулись и направились к выходу. И тут произошло неожиданное. Риббентроп, семеня, поспешил за нами. Он стал скороговоркой, шепотком уверять, будто лично был против этого решения фюрера. Он даже якобы отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Лично он, Риббентроп, считает это безумием. Но он ничего не мог поделать. Гитлер принял это решение, он никого не хотел слушать. "Передайте в Москву, что я был против нападения, услышали мы последние слова рейхсминистра, когда уже выходили в коридор"
К этому времени Сталин и другие члены советского руководства уже знали о нападении Германии. Из противоречивых воспоминаний трудно установить, кто первым сообщил Сталину о начале войны, но очевидно, что в ночь с 21 на 22 июня ему не пришлось долго спать, так как, судя по книге посетителей его кабинета, последний из них ушел 21 июня в 23 часа, а в 5 часов 45 минут Сталин уже снова принимал людей: наркомов иностранных дел, внутренних дел, обороны (Молотова, Берию и Тимошенко), а также начальника Генштаба Жукова и начальника Политуправления Красной Армии Мехлиса. (По воспоминаниям Жукова, последний звонил Сталину в 0.30 ночи перед началом войны, а затем около 4 часа разбудил его, сообщив о налетах немецкой авиации.) 22 июня до 16.45 в кабинете Сталина не прекращались заседания.
В своих воспоминаниях Хрущев утверждал, что после того, как "война началась каких-нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина пока что не было Сталин тогда не выступал. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про" Буквально так и выразился. "Я, говорит, отказываюсь от руководства", и ушел".
Нечто подобное говорил Н.С.Хрущев и в своем докладе на ХХ съезде: "Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных поражений Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: "Все что создал Ленин, мы потеряли навсегда". После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще". Заявления Хрущева позволили Д. Волкогонову писать, что Сталин "ощутил растерянность и неуверенность" с первых же минут войны и что "Сталин с трудом постигал смысл слов Жукова", когда тот сообщал ему о начале военных действий.