Переполох в Историческом музее завершился появление в зале санитаров в белых халатах с увесистыми носилками. И Капитолину Карповну быстро доставили в изысканно красивое здание в стиле модерн. В Роддом на Миусской площади, где она благополучно родила семимесячную девочку.
Так жарким днем 25 июня 1933 года родилась моя мама. Имя Маргарита было неожиданно подарено ей ее старшей сестрой, названой в честь матери также Капитолиной. Она, двенадцатилетней девочкой, как раз на днях стянула из библиотеки отца «Королеву Марго. И читала уже неделю эту книгу одновременно с заданным для обязательного прочтения во время каникул «Дубровским». Поэтому, когда к ней обратился с вопросом отец: «как бы она хотела назвать сестренку?», ожидая услышать «Маша», директор школы был озадачен тем, что его старшая дочь, не задумываясь, тотчас ответила:
Конечно, Маргарита!!!
Это удивило его, потому что он-то ожидал услышать Маша, как звали героиню «Дубровского». На, что он и рассчитывал. Но имя Маргарита ему понравилось, да и само рождение почти в Историческом музее вполне гармонировало с тем, что прелестное синеглазое дитя будет носить такое торжественное имя. Так появилась на Свет Божий Маргарита Андреевна Белякова замечательный художник-модельер ОДМО «Кузнецкий Мост», моя мама.
Ушло в прошлое, то замедленное, завораживающее колыхание пышных юбок пятидесятых годов с пышными многослойными нижними юбками из многослойной и накрахмаленной марли, и то будоражащее воображение их маняще танцевальное движение, словно подхваченное порывами ветра вокруг стройных бедер манекенщиц на подиуме «Зеленого Зала» в Доме Моделей «КУЗНЕЦКИЙ МОСТ». Новые ритмы, формы, образ и стиль вторглись и сменили в том сезоне начала 60 буквально все и само мироощущение работавших над новыми коллекциями моды художников-модельеров, представляющих миру обновленное лицо наступившей «Хрущевской Оттепели времени больших перемен и обновления.
По подиуму, или как называли работавшие в ОДМО «Кузнецкий мост» «по языку» Зеленого зала "Кузнецкого Моста" проходили манекенщицы, демонстрирующие модели моды 1962 года вернее не просто показывая новые модели будущей коллекции, которой предстояло объездить с гастролями весь мир современной моды манекенщицы играли этот новый, еще не обжитый, чистый от навязанных стереотипов новый образ современницы: труженицы-ударницы производства. В сущности, впервые создавая новый образ современницы своим обликом, пластикой внутренним ощущением обновления бытия, обыгрывая заложенные темы стиля в моделях одежды, которую они показывали на этом пока еще закрытом рабочем показе.
И Маргарита, любившая этот создаваемый художниками и манекенщицами на подиуме «ветер перемен», работала, как обычно за кулисами подиума, помогала манекенщицам менять созданные ею головные уборы в соответствии с моделями одежды. Напряженно всматриваясь в зал из-за кулис, чтобы увидеть, как принимают ее новую модель головного убора, считывая по выражениям лиц и одобрение, и удивление.
Уже овладевшая опытом и мастерством художника-модельера, Маргарита и другие модельеры в этом броуновском движении закулисья давно научились двигаться, не сталкиваясь; ни с другими художниками-модельерами, ни с манекенщицами, возвращающимися за кулисы на доли секунды после показа новой модели на подиуме, чтобы переодеться и вновь уплыть на подиум в другой одежде и в новом облике. Отточенностью этого взаимного «обтекания», как называли художники-модельеры свою работу за кулисами «Марлезонского балета», со временем и Маргарита овладела этим безупречно. И одновременно с Ниной Заморской и Верой Гринберг (Савиной) каждая из них надевала на манекенщиц свои модели шляп. Перед каждым выходом манекенщиц на публику, Маргарита успевала показать на себе, как «нести» шляпу, создавая задуманный ею образ, мгновенно поправляя, чтобы лучше сидели шляпы, объясняя суть созданного ею образа, но все это быстро и шёпотом. Все происходило на такой сверхскорости, что возникало ощущение абсолютной спрессованности времени, словно они все оказывались в запредельном пространстве.
То, что у Маргариты было хорошие, приятельские отношения с манекенщицами, красавицами того времени помогало им с полуслова, взгляда и жеста понимать тему, воплощенную в новой модели и обыгрывать именно тот образ, который и был задуман художником-модельером, как верхней одежды, так и головного убора. Поражало и то, что они умудрялись успевать и шутить, перебрасываясь новостями и мнениями, обмениваясь набегу книгами: