Ещё немного о масштабах сталинских репрессий. Из интервью директора ФСБ, генерала армии Александра Бортникова «Российской газете»:
Различные источники называют разные цифры репрессированных. У ФСБ есть точные данные?
Еще в конце 1980-х годов была рассекречена справка МВД СССР от 1954 года о количестве осужденных за контрреволюционные и иные особо опасные государственные преступления, в том числе за бандитизм и военный шпионаж, в 1921 1953 гг. 4 060 306 человек. Из них к высшей мере наказания приговорены 642 980, к ссылке и высылке 765 180. Об этом говорят архивные материалы. Все другие цифры являются дискуссионными.
Запомним: 642 980 расстрелянных за 32 года, около 20 000 в год.
Историки оценивают потери населения нашей страны в результате Великой Отечественной войны порядка 27 000 000 человек, в ходе Гражданской войны 13 000 000 человек. Используя официальную статистику из открытых источников, количество абортов всего за десять лет с 1990 по 1999 годы составляет около 30 000 000 живых, но так и не родившихся, человек
Это три Москвы. Или двадцать таких областей, как Белгородская. Или в пятьдесят раз больше, чем все расстрелянные в СССР с 1921 по 1953 годы. Только в 1990 количество абортов за год превысило 4 000 000, это в двести (!) раз больше, чем среднее число расстрелов в год при Сталине.
Современная информационная эпоха ежедневно бомбардирует нас цифрами, новостями, сообщениями. Как правило, не оставляя времени подумать, ведь на подходе очередные цифры и факты. Я предлагаю поступить ровно наоборот. Закройте книгу на этой главе. Можно даже не дочитав, невелика потеря.
И задумайтесь над прошедшими кровавыми временами и нашим как бы бескровным временем. По улицам Парижа течёт кровь, ручьями, давно привычными для горожан. На площади гильотиной каждый день сносят по пятьдесят и более голов. Палачи саблями рубят безоружных священников саблями, дамы и господа наблюдают с улицы, требуя освещения для лучшей видимости. И в головах у всех этих людей ясное понимание безусловного права ребёнка на рождение. Нерождённых не убивают.
Или наш 1937-ой год. В газетах требуют расстрелять «врагов народа» как бешеных собак. Тюрьмы и лагеря переполнены. И старый большевик, отбывавший ссылку вместе со Сталиным, один из непосредственных организаторов революций 19051917 г.г., когда расстрелять могли за очки, за отсутствие мозолей на руках, за происхождение, пишет:
Нам нужны люди. Аборты недопустимы
Может, пора уже остановиться? Почему мы вдруг перестали понимать то, что было очевидно привычным к крови людям в 1937 году, до этого палачам в 1792 году, до этого вообще всем людям на протяжении тысячелетий? Что ребёнок имеет право на рождение и убивать его нельзя?
Многое уже меняется на наших глазах, статистика говорит о том, что доля граждан, считающих аборт недопустимым, за 20 лет выросла с 12% до 35%. Успешно внедрена и оправдывает себя новая практика кабинеты по психологическому консультированию, профилактике абортов что позволило в России за пять лет сократить число абортов на 25%. Абсолютно убеждён, что ещё немного и «критическая масса» общественного мнения перевесит.
Пора возвращаться к забытой нормальности.
Комфортный бог
Реальный случай на рабочем месте.
Вернувшаяся из декрета сотрудница, сидящая прямо напротив меня, получила нужные ей канцтовары, в том числе калькулятор. Уже на следующий день я (как начальник отдела) услышал претензию: «Кнопки калькулятора слишком тугие!». На понимание использовался калькулятор пару минут в день, например, для сложения 10 цифр. И эту жалобу на невыносимую тугокнопочность я слышал на протяжении месяцев, иногда дважды в день.
Каждый раз теряясь с ответом. Как тут посочувствовать, чем помочь горю? Посоветовать побольше отдыхать между нажатиями? Прийти на помощь хрупкой женщине и давить на кнопки вместе? Отпускать с работы пораньше, в связи с тяжестью труда? Не знаю.
Другой пример из жизни: стою на первом этаже в подъезде своего дома, в ожидании лифта. Подходят соседи, папа лет сорока с сыном лет десяти. Без каких-либо вещей. С виду оба подтянутые, улыбчивые, вполне спортивного телосложения. Лифт задерживается где-то на верхних этажах, идёт минута, вторая, третья. Отец несколько раз обращается к сыну: «Может пешком?». В ответ: «Нет, пап, лучше подождём». Проходит ещё пара минут, лифт наконец спускается, мы заходим и папа с сыном облегченно жмут кнопку второго этажа.