Сначала он подглядывал за младшим братом, затем он подглядывал за старшей сестрой, потом – за бабушкой и дедушкой и наконец стал подглядывать за родителями. Вся семья боялась его и ненавидела.
А тут ещё он приспособился следить за соседями. Тогда его стали бояться и ненавидеть ещё и соседи.
Поэтому, когда Шито-Крыто пошёл в школу, им был уже накоплен порядочный опыт подслушивания, подглядывания, слежки, нашёптывания и всего вроде этого. Едва научившись писать, он принялся за доносы, которые полюбил на всю жизнь.
В классе, где учился Шито-Крыто, все боялись друг друга, ябедничали, клеветали, сплетничали, писали доносы, пакостили самыми разнообразными способами, и никто не мог догадаться, кто же их довёл до жизни такой.
У Шито-Крыто всё всегда было шито-крыто!
И если через месяц-полтора после начала учебного года класс, где он учился, не распускали, то к середине учебного года приходилось расформировывать всю школу.
С тринадцати лет Шито-Крыто уже подрабатывал на службе в полиции, и его ставили в пример взрослым сыщикам.
Больше всего любил Шито-Крыто предавать. У него на это был редкий, особый талант. Вступал он, например, в шайку воров, спокойненько воровал вместе с ними, спокойненько складывал денежки в карман, очень спокойненько выдавал воров полиции, очень спокойненько получал за это денежки и, сами понимаете, совершенно спокойно складывал эти денежки в тот же карман.
Справедливости ради следует отметить, что предавал он не только из-за денег, а принципиально. Он по зову сердца работал предателем.
Со временем Шито-Крыто сообразил, что нет смысла рисковать, связываясь с преступниками, и стал предавать просто честных людей. Это оказалось легко, безопасно и очень выгодно.
Подлости Шито-Крыто поражались самые подлые подлецы. Он до того наловчился и привык выслеживать и доносить, что однажды донёс на свою родную маму.
Вот тут-то его и вызвали в шпионскую организацию «Тигры-выдры».
Начальник Самого Центрального Отдела полковник Батон сказал:
– Такого негодяя, как вы, мне ещё не приходилось видеть! – Он крепко пожал ему руку. – По-моему, вы один из самых подлых людей на всём земном шаре.
– Стараюсь, шеф, – скромно ответил Шито-Крыто.
– Предать свою родную маму! Это же замечательно!
– Это для меня ерунда, господин полковник. Просто, как говорится, под рукой никого, кроме мамаши, не было. Повторяю: предать свою родную маму – для меня пустяк. Я мечтаю предать всех матерей! Всех отцов! Всех детей! Всех людей – предать! Вот мечта моей жизни.
Полковник Батон так и сел, так и сказал:
– О’кейно! Впервые я встретился с воистину великим подлецом! Предать всех! Вот это мечта! Но – подождите! Значит, вы можете предать и меня?
– При первом удобном случае, шеф.
Полковник Батон схватился за пистолет, очень тяжело задышал, схватил пресс-папье, промокнул им на лбу очень крупные капли очень холодного пота и пробормотал:
– Вы далеко пойдёте. А как вам удалось стать таким выдающимся подлецом? – с завистью спросил он.
– Очень просто. Во-первых, немного наследственности, – начал неторопливо и с достоинством объяснять Шито-Крыто. – В своё время мой папаша, ныне царство ему небесное, проворовался. Грех небольшой, с кем не бывает, не стоило бы о такой мелочи и вспоминать. Но мой папаша заявил куда следует, что наш сосед, которого он, кстати, и обокрал, не человек, а верблюд. И соседу пришлось в шестидесяти восьми комиссиях и комитетах доказывать, что он человек, а не верблюд. Доказать ему этого не удалось, посадили его в зоопарке в клетку и прибили табличку «Новый тип верблюда». А папаша на ворованные, так сказать верблюжьи, деньги купил автомобиль. Этот случай произвёл на меня неизгладимое впечатление.
– Продолжайте! Продолжайте! – в большом волнении заторопил полковник Батон.