Конечно, авторские права, особенно в наше время, являются определённым препятствием. Страх быть обвинённым в заимствовании может преодолеть далеко не каждый переводчик. Но для самого произведения, и для читателя, иногда лучше, чтобы вовсе не было авторских прав. Конечно, это относится далеко не ко всем случаям, я бы даже сказал, что это касается лишь редких частных случаев. А также касается повторных литературных переводов. Почему? Да потому что невозможно одну и ту же строку переводить бесконечно «по-новому», каждый раз оригинальным текстом, да ещё чтобы она с каждым разом становилась всё лучше. Нет, она будет либо повторяться во многих словах, либо искажаться, ухудшаясь. Поэтому «заимствования» при повторных переводах иногда просто не избежать.
Переводное произведение тем и сложно, что строка оригинала уже существует. Её нельзя перевести с другим смыслом. А для высказывания определённого смысла в языке существуют определённые слова. Нельзя слово «копать» перевести как «летать». Поэтому каждый последующий переводчик всё сильнее будет повторять предыдущих. И это способствует тому, что его можно обвинить в компиляции. Об этой проблеме я подробнее пишу в статье «О компилятивности повторных переводов».
Однако, во всём надо знать меру. Есть «типичные» строки, где нельзя слово «копать» перевести как «летать». А есть очень авторские, очень оригинальные строки, где заимствование превращается в плагиат, хотя для читателя это и не важно. Так, например, Вересаев оставил без изменений некоторые прекрасные строки Гнедича, а затем и Жуковского. Например, та строка Жуковского, о которой мы уже говорили выше:
«щиты хрусталём от мороза подёрнулись тонким».
Она не совсем соответствует гомеровскому оригиналу, но безусловно поэтична и красива. Так мог сказать только Жуковский. Однако под ней подписался и Вересаев, присвоив её себе. Подобным образом он поступал и с переводом Гнедича, и с переводом Минского. Поэтому здесь можно говорить об правовой этике, а можно говорить об этике читательской, ведь массовому читателю более важна читабельность текста, его лёгкость, а не его авторство.
Мы любим «Слово о полку Игореве» не за его авторство (автор нам даже не известен), а за его поэтичность и самобытность. А ну как найдётся автор, и окажется, что он во многом скопировал «Слово» у более древнего автора? Что тогда? Да ничего. «Слово» не потеряет для нас своей ценности, но приобретёт ещё больший ореол загадочности.
Или, например, вспомним, что литературной компиляцией занимался даже Шекспир. Он переделывал уже существующие пьесы других авторов, заимствуя из них не только сюжеты, но и текст, доводя его до совершенства. Так что теперь? И Шекспира будем обвинять в компиляции и плагиате?
Безусловно, преодолев профессионально-этическое препятствие, Вересаев хоть и стал по сути не автором, а соавтором своих переводов, но смог создать наиболее легко читаемые переводы Гомера, заботясь больше именно о читателе, а не о себе и совей репутации среди гомероведов и переводчиков. Поэтому его переводы Гомера, особенно «Илиада», в XX веке стали наиболее любимы в среде простых читателей, и большинство студентов, изучающих Гомера, по сей день отдают предпочтение именно переводам Вересаева.
Но оставим этическую сторону и перейдём к профессиональной. Поставив себе цель сделать более современный перевод Гомера, Вересаев во многом достиг этой цели. Во всяком случае, как уже говорилось, его перевод читается легче, чем, например, перевод Гнедича.
Тем не менее, поставленная им цель была достигнута не полностью. Вересаев, как и Минский, не смог преодолеть все проблемы по выравниванию ритма и размера стиха, то есть «кривизна» стиха кое-где у него тоже просматривается. Впрочем, она есть и у Гомера. Также Вересаев не полностью решил проблемы по «осовремениванию» языка. Конечно, здесь опять можно вспомнить уважаемого мной гомероведа В. Файера, который указывал на то, что и Гомер употреблял слова разных эпох. Однако тут надо решить, переводит ли автор Гомера на современный язык, или на искусственный язык разных эпох, как это сделал Гнедич. Ведь суть в том, что Гомер, хотя и пользовался словами разных эпох, но все эти слова всё-таки были в употреблении в его время, во время создания поэм. Так же, как в наше время, например, используются слова «телега», «тарантас», хотя уже давно нет тарантасов, а телеги остались разве что в глубинке. Гнедич же использовал слова, которые не употреблялись в его время. И в этом большая разница подхода к переводу. Использовать слова разных эпох, которые имеют хождение в современном языке, это одно дело. А вот использовать слова, которые не имеют хождение в современном языке, это уже другое, в этом случае назвать перевод современным можно только с точки зрения его появления, а не его языка. Язык такого перевода не современен, а искусственен.