Этака кляча да повезет!
Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запрег!
А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!
Садись, всех довезу! опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. Гнедой даве с Матвеем ушел, кричит он с телеги, а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
Да садись, чего! хохочут в толпе. Слышь, вскачь пойдет!
Она вскачь-то уж десять лет поди не прыгала.
Запрыгает!
Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, зготовляй!
И то! Секи ее!
Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке[14] с бисером, на ногах коты,[15] щелкает орешки и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая кобыленка да таку тягость вскачь везти будет! Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и в толпе удвоивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет.
Пусти и меня, братцы! кричит один разлакомившийся парень из толпы.
Садись! Все садись! кричит Миколка, всех повезет. Засеку! И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.
Папочка, папочка, кричит он отцу, папочка, что они делают! Папочка, бедную лошадку бьют!
Пойдем, пойдем! говорит отец, пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.
Секи до смерти! кричит Миколка, на то пошло. Засеку!
Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! кричит один старик из толпы.
Видано ль, чтобы така лошаденка таку поклажу везла, прибавляет другой.
Заморишь! кричит третий.
Не трошь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..
Вдруг хохот раздается залпом и покрывает все: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!
Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.
По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! кричит Миколка.
Песню, братцы! кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.
Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
А чтобы те леший! вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.
Разразит! кричат кругом.
Убьет!
Мое добро! кричит Миколка и со всего размаху опускает оглоблю. Раздается тяжелый удар.
Секи ее, секи! Что стали! кричат голоса из толпы.
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.
Живуча! кричат кругом.
Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! кричит из толпы один любитель.