Человек он дальнего прицела. Слетав, разом начал восхождение. В руководстве управления полётом на наших глазах сменилось три поколения. Первый руководитель Елисеев был старой школы и не смешивал работу с отношениями, Второму Рюмину вообще отношения были «до лампочки». А у третьего, видно так родословная сказывалась, и он начал расставлять преданных. Самому ему, кажется, поначалу временами становилось неловко. При появлении в ЦУПе прежних знакомых он морщился. Попутно пытался показать, кто в ЦУПе хозяин. Ему, как дважды Герою, поставлен на родине памятник, и он начал бронзоветь.
Тираны вовсе не безвредны и жаждут остаться при всём. Беда ещё в том, что плодят себе подобных, а то и создают школы. Такой же посредственности. Снижают планку и фирмы, и нации. Опасность всеобщая налицо и требуется пестицид. Не стоит их жалеть. Искоренять, выпалывать, пока не заросли полностью. Мне совестно, что я это понимаю и бездействую. Нет оправдания тому. Закрываю глаза, откладываю на потом, по сути «в никогда». Так, что встреча с ним станет мне укором. Не светит встреча приятным, мягко говоря, но иду. И сюрприз. Господи, можно спокойно вздохнуть. Сегодня нет его в ЦУПе и его отсутствие в зале управления полётом подарком судьбы для меня.
Новоиспечённый руководитель полётов Владимир Воробьев был в это время на подъезде. Последнее время ему приходилось часто делать вид, сдерживаться, надевать маску. В этот момент он был предельно раздражён, хотя голоса не повышал. Когда он как обычно въехал на территорию и запарковался с внутренней стороны у здания ЦУПа, он выйдя придирчиво посмотрел на своё недавнее приобретение Бентли. В глаза бросалось помятое крыло и неприкрытою раной царапины. Дорогая игрушка красавица машина, которой он заслуженно гордился, выглядела металлоломом на стоянке ГАИ. В таком виде ему пришлось ехать по Москве и полчаса по Ярославскому шоссе от Северянинского моста, где вчера после службы и случилось событие, о чем он не мог теперь, не морщась, вспоминать.
История была по сегодняшним меркам рядовая. Возвращаясь с работы, он позволил себе расслабиться, включил музыку и настроился на нерабочий лад. Но тут его стали подрезать и прижимать к обочине. Он слышал, что местные мошенники выдумали новое вымогательство. Создавая аварийную ситуацию, они вынуждали нанести повреждения себе, а позже требовали непропорциональной компенсации. Ему удалось от них отделаться, но повреждения получил он сам, его красавец новоприобретённый Бентли.
Ситуация усложнялась тем, что В ЦУП обещал сегодня заглянуть Генеральный, времени по обыкновению не назвав, и помятый Бентли на единственной парковке перед ЦУПом обязательно бросится ему в глаза. Генеральный непременно поинтересуется и кому нужно подобное представление? Невольно возникнет мысль: «Вправе ли он руководить сложным механизмом ЦУПа, если собственную автомашину не может в порядке содержать?»
Зайдя на минуту свой здешний кабинет, что рядом с залом управления и имел с этой стороны особый вход, которым кроме него никто не пользовался, входя в зал с другой стороны, со стороны вестибюля, даже не узнав обстановку и случившееся за ночь, он сразу позвонил в гараж жестянщику Паше Короткевичу и попросил его прибыть в ЦУП незамедлительно и неотложно. А тот вместо ответа «Слушаюсь» начал крутить и вертеть, ссылаясь на первоочередные задания и неотложные дела и расставляя очередные дела в очереди по рангу. Он еле сдержался и жестянщика чуть не обматерил, однако сдержался и назначил встречу. Затем, попросив секретаря ни с кем его пока не соединять, посидел за столом закрыв глаза и успокаиваясь, чтобы как обычно войти в зал управления с твердокаменным лицом, на котором никто ничего не мог прочитать.
Войдя в зал, прямо от входа он увидел непорядок. У места оператора «Зари», что из ЦПК, готовясь к сеансу связи сидели постановщики разворачиваемой фермы КГК из Днепропетровска и ненавистный ему особенно в данный момент Сева, который видимо считал, что ему наплевать на цуповские порядки, которые он с таким трудом внедрял, остановив прежнюю околополётную вольницу. Ему захотелось просто скомандовать «Вон из зала», но, подозвав сменного руководителя, он холодно приказал ему остановить беспредел, действуя в рамках принятых недавно правил.
Раньше бессистемно велись свободные переговоры с бортом, хотя и оперативно решали, но могли внести массу необдуманного, нигде не фиксируемого и предельно опасного. «Когда пишут, думают», внося подобное требование, рассчитывал он. А этот Сева считает, что для него и правил особых нет, и нечего вводить свои порядки. С этим нужно разом покончить, и еле сдерживаясь, хотя внешне этого не показывая, он сказал, что намеченный сеанс связи с бортом он отменяет.