Дивачка ж наша тем временем уж лежала на стандартной кроватке в окружении очень похожих на себя самоё маленьких живых тел. И, ежели кто не помнит, над кроваткой сей успела образоваться некая облачность. Осадки (назовем их так снова), посетившие третьего ноября тысяча девятьсот семьдесят неважного года один из неприглядных совеццких роддомов, сгустились над герлицей и завели меж собой следующий разговор:
Я могу дать ей обаяние. Шарм. Красоту. Летящую походку, пропел Туман.
И только? Я подарю ей ум, эрудицию, интеллектуальную мощь, прошелестел Ветер.
Ум без красоты, как и наоборот, для женщины губительны, заплакал Дождь. Я же могу дать ей гармонию. И покой
Нет-нет, покой нам только снится! ворвался Ливень. Я подарю ей главное: талант! Она будет выступать на сцене, она будет счастлива в профессии!
Разве можно быть счастливым существом без любви? простучал засомневавшийся Град. Посмотрите-ка, в кого я без нее превратился! Бьюсь и бьюсь, как об стенку горох! Зная это, я мог бы дать ей силу воли но его перебили:
Сила воли не главное, нужно просто уметь радоваться! О, я подарю ей легкое дыхание и доброту пролилась в никуда утренняя роса, играя всеми цветами радуги.
Вы дадите ей все это: ум, красоту, талант, силу воли, любовь сказал внезапно появившийся Снег, и все кругом тут же покрылось инеем. Но за это я вытрясу из нее всю душу! с тем и пошел.
А Дивачка наша в тот миг закричала так громко, так пронзительно, что переполошила все отделение. «Зачем ему моя душа? Почему он хочет ее вытрясти? За что-о-о-о?! А-а-а-а-а-а!! Мамаааааа, роди меня обратно!..» истошно рыдала новорожденная, извиваясь и корчась, но никто ее не понимал, а потому не слышал.
2005Нетленки
Нетленка первая: сюр
[Вспышка]
А вы что же, знаете разницу между сумасшедшими и нормальными?
ПаустовскийТик-так. Тик-так. Вспышка. Темнота. Вспышка. Темнота.
Тимоти ЛириДушеед Пал Палыч Рыков, он же анимаатр, он же в свободное от больнички время душепевт, он же анималитик, иначе говоря, специалист более чем широкий, проснулся от вспышки сиреневого цвета, засветившей ему аккурат меж бровей, и засветившей, прямо скажем, крайне болезненно. Вместо привычного потягивания, вместо того чтобы осторожно, не потревожив Риту-1 и Риту-2 (собаку звали Рита и жену Рита), встать, как обычно, с кровати и пойти в ванную, он, приняв позу эмбриона, зажмурился, а когда делать нечего! открыл махонькие свои глазенки и привстал, чуть было не взвыл. Все Рыков огляделся будто такое же, и вместе с тем, вместе с тем да что говорить! Впору только рукой махнуть, что мы вот так и сделаем.
Почуяв неладное, Рита-2 зарычала, а Рита-1, перевернувшись на другой бок, пасторальненько чистый эф-дур засопела. Отодвинув подушку, Пал Палыч грешным делом подумал, что вот, ежли, к примеру, хотя б понарошку поцеловать (да-да, представьте себе) благоверную, боль непонятного происхождения стихнет, а если уж и не растворится бесследно, то непременно уйдет хотя бы на время. Однако склонившись было над Ритой-1, душеед наш в ужасе отшатнулся: на оголившемся ее плечике примостилось существо неизвестной породы нечто среднее между паучком и стрекозкой, с блестящими фасетчатыми глазами и длинными, загнутыми вверх, ресницами ну точно носы туфель Хоттабыча! Чертыхнувшись, Пал Палыч перевел взгляд на собаку (Рите-2 повезло больше: никаких существ на ней не водилось), а потом снова на вторую 0.5 ни-ко-то: «Едрррить!..».
Он потер глаза, поморгал, вновь глянул на благоверную и вновь отшатнулся: проснувшись, Рита-1 инстинктивно потянулась к нему, а вместе с нею и существо. «tоктор, так называла его Рита-1 с институтских времен. tоктор, ты в оффе?». Сославшись на тошноту, он побежал в ванную и быстро включил воду, а, посмотревшись в зеркало, заорал благим матом существа, в самом прямом смысле сидевшие у него на шее, болтали длинными, словно ножки слоников «великого и ужасного», как называл наш душеед г-на Дали, лапками Одно из них оказалось на редкость вертлявым истеричная гиперактивность, промелькнуло у Пал Палыча, тут же, впрочем, цыкнувшего на самого себя за профболтовню; другое же, крепко вцепившееся в загривок (вот почему болит!), недовольно заерзало.