Верхний ярус выглядел наиболее чистым и спокойным. В самом доме-резиденции на открытой веранде восседал глава агоры всемогущий эллин Капанеус, дальний родственник владыки Боспорского царства Спартокида. Он с наслаждением мечтал за чашей местного вина на длинном диване в пестром дорогостоящем ситце, тихо поглаживая спину любимой кошки. В очередной раз Капанеус оглядывал свои владения, пересчитывая пекарни, обувные мастерские и лавочки, заваленные медными болванами для глажения тог и туник. Даже облезлые собаки, всячески досаждающие лаем привязанным к цветущим платанам ослам, не могли остаться без внимания хозяина. Возле усыпанной молодым цветом листвы осины заметил смотритель агоры Ксенофона, резво поднимающегося по амфитеатру ларей для выбора места торговли. Их взгляды пересеклись. Жестом властителя, Капанеус подозвал к себе юнца из Гермонассы с большим чаном за спиной.
Ксенофон тут же поспешил в сторону веранды. Смотритель агоры, не спеша и с явным пренебрежением, осмотрел юношу с ног до головы, несколько раз причмокнул и нехотя задал вопрос: «Откуда ты? Что за спиной? Кто дал тебе право бродить здесь?». Ксенофон сделал попытку ответить, но самоуверенный смотритель агоры отстранил юношу от чаши и открыл крышку. Смрадом повеяло от голубовато-бирюзовой слегка затвердевшей массы. «Я повторяю: что это? Кто пустил тебя сюда, раб? взревел Капанеус. Убрать эту мерзость из моего дома, с моей площади, из моего города!!! Наказать раба, я найду тебе расправу! Плети, двадцать плетей, не унимался смотритель агоры, сорок плетей!». Ксенофон вжал голову в плечи и лишь содрогался перед власть имущим Капанеусом. Последний с размаха ногой опрокинул чашу, и та покатилась по ступеням амфитеатра вниз. Чудом чаша не разбилась, но практически всё содержимое разлилось среди пыльных дорожек у торговых ларей. Юноша из Гермонассы помчался за своей емкостью подальше от неистово ревущего Капанеуса. С легкостью подхватив чашу с остатками грязи, он еще быстрее побежал в сторону прохода от торговой площади к жилым кварталам Пантикапея. Капанеус столь же скоро успокоился и отвлёкся на другие перипетии работы агоры.
Долго бежал Ксенофон, изрядно устал, опасаясь злости эллина. Лишь через несколько кварталов он бездыханно упал у порога небольшого, но аккуратного дома с раскинувшимся позади него палисадом в несколько яблонь. Ноги юноши налились усталостью, сердце билось с неистовой скоростью, жажда и голод одолевали тело и разум Ксенофона. По своей простоте он постучался в дверь дома, который показался ему столь милым. В Гермонассе обычным делом считалось попросить молока и хлеба для уставшего путника в любом доме, даже самом простом и бедном. Вот и здесь, в столице, Ксенофон надеялся на доброту хозяев жилища. Дверь отворила невысокая пожилая женщина.
Уважаемая хозяйка, начал Ксенофон, не будет ли у вас возможности и времени помочь мне? Меня зовут Ксенофон. Я прибыл сюда с противоположного берега пролива Боспора Киммерийского из небольшого полиса Гермонасса с торговой целью. Мне не удалось продать мой товар. Голод и жажда застали меня в пути. Быть может, я смогу воспользоваться вашим гостеприимством и немного отдохнуть?
Я не хозяйка, а служанка в этом доме, ответила приятным голосом женщина. Здесь живет эллин-капитан большого судна, перевозящего оливковое масло из Эллады в Боспор. Как известно тебе, юноша, в наших землях оливковые деревья не растут. Капитан имеет хорошую прибыль от своей нелегкой работы. Хозяйкой же дома является моя госпожа, Анастасия, жена капитана. У неё доброе сердце и мягкий характер. Пойдём со мной, Ксенофон, в мою комнату. Я накормлю тебя, там ты отдохнешь. К вечеру хозяйка вернётся с детьми из гостей и, мне кажется, не прогонит тебя.
Спасибо, добрая женщина. Мне будет достаточно лишь самой малости пития и хлеба.
Ты будешь накормлен в полной мере. Наш дом всегда был открыт для честного путника. Пока я разогрею тебе кашу, расскажи, пожалуйста, о своем товаре. Мне кажется, в нём таится некоторый секрет.
Ксенофон в ожидании безумно приятно пахнущей еды поведал о своем товаре, злоключениях на рынке и негодовании смотрителя Капанеуса. Служанка не задавала вопросов, внимательно слушала и лишь изредка кивала. У неё не вызвало удивления или неприязни факт продажи грязи. Эта масса даже заинтересовала её. Пока Ксенофон вкушал скромный, но сытный ужин, служанка осмотрела остатки вулканического ила, помяла его, втёрла в руки вместе с припасенным розовым маслом, аккуратно смыла образовавшуюся корку. Тем временем Ксенофон уснул.