Апофеозом наших похождений явился случай, после которого мы раз и навсегда забыли о традиционных песнопениях.
Войдя в очередной двор, часть из нас хором затянула известный мотив, другая же ринулась расправляться с «железным двухколёсным конём», марки пензенского велосипедного завода. К нашему великому изумлению велосипед оказался намертво привязан к столбу массивной цепью, на концах которой висел огромный амбарный замок. В замешательстве мы притихли. Наконец, в глубине дома открылась дверь, и в свете сгустившихся сумерек, проявилась тёмная фигура мужчины.
Ё савоб, ё жавоб! со слабой надеждой, выдавили мы из себя.
К#ток!!! (Х#й /вам/!!!) оглушил нас отнюдь не богоугодным ответом грубый мужской голос, заставив нас как по мановению волшебной палочки, раствориться во тьме наступивших сумерек.
Жаль, конечно же, но на этом интерес к колядкам у нас пропал окончательно и бесповоротно.
Бусинка четвертая Моя первая Пасха
Манзурка выбежала из соседнего подъезда как раз в тот самый момент, когда я поравнялся с ним. Лицо её излучало неописуемую радость и ликование. В каждой руке было зажато по цветному яйцу.
Что это у тебя? ошалело уставился я на этакое диво.
Крашеные яички! Она разжала кулачки и демонстративно подняла их на самый верх: на ладонях, протянутых к солнцу, ярко запылали два яйца одно красное, другое оранжевое.
Я завистливо впился в них, не в силах оторваться от этого великолепия.
Если хочешь, и тебе дадут пожалела меня соседка. Надо только сказать: «Христос воскрес дайте одно яичко!»
Я не поверил своим ушам: «Только и всего?!»
А где? недоверчиво спросил я, на всякий случай.
У тёти-Вали, на втором этаже.
В ту же секунду я метнулся в подъезд, торопливо перескакивая через ступеньки. В глубине души теплилась надежда, что и на мою долю должно что-либо остаться. Достигнув заветной двери, выждал немного и, отдышавшись, робко постучал в квартиру Давыдовых. Вскоре за дверью послышались шаги, затем звуки отпираемого замка и, наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла Лариса, изумлённо уставившись на меня и как-то странно улыбаясь. Она была старше меня по возрасту, а потому круг её знакомых и интересов никак не пересекался с моими ровесниками.
Чего тебе, Галиб? выждав немного, спросила она.
И тут до меня дошло, что я напрочь забыл самое главное! Надо же: ведь, ещё с минуту назад повторял про себя эту «формулу-заклинание». И теперь стоял как дурак, глядя на соседку и хлопая своими ресницами. Однако медлить было нельзя и потому, набравшись смелости, я робко произнёс:
Крест на крест дайте одно яичко
Не в силах сдержаться, Лариса прыснула и, повернувшись в сторону кухни, неожиданно засмеялась.
Мама! весело крикнула она вглубь квартиры. Тут Галиб, «крест на крест», яичко просит!
«Ну, всё: не видать тебе никаких яиц! сник я окончательно, жалея себя. Пароль не сумел запомнить».
И тут на пороге возникла добродушная и сияющая тётя-Валя. Она молча, по-матерински, чмокнула меня в лоб, и, тихо промолвив «Воистину воскрес!», протянула целых три (!) разноцветных яйца: одно было такое же красное, как и у Манзурки, второе голубое, словно небо, а третье ярко жёлтое, как настоящее солнце.
Не помня себя от радости, я выскочил на улицу, дабы похвастаться своим «уловом» перед соседкой, но той уже не было: как назло, двор был пуст. Я задрал голову кверху и замер. Во всем мире нас было только трое: голубое безоблачное небо, весело подмигивающее солнце и я, с крашеными яичками в руках.
Бусинка пятая Мамин букет
Ма-ма мы-ла ра-му
Это мы-ло.
(Из Азбуки советских времён)Мама
Всю жизнь она будет ассоциироваться с цветами, духами и мылом. Сейчас попробую объяснить
Мои родители поделят свою жизнь поровну: между семьёй и любимой работой. Так, если отец не мыслил себя вне стен родной редакции, то мама без остатка посвятит себя школе, являясь первой учительницей для многих детишек, которые учились в узбекских классах. Сколько поколений учеников она научит читать, писать и считать за всю свою тридцатипятилетнюю трудовую деятельность, мне так и не удастся выяснить.
Зато, хорошо запомнился тот день, когда я впервые пошёл в первый класс.
Первое сентября 1964 года. Мы идём вдвоём: я и мама. Она держит меня за руку и рассказывает о предстоящей учёбе, о школьной дисциплине и о том, что теперь я уже совсем взрослый и, следовательно, вполне ответственный человек, который обязан отвечать за свои поступки. Под ногами, кое-где, попадаются жёлто-оранжевые листья. Меня ни на секунду не покидает праздничное настроение и радостное ощущение чего-то торжественного и очень важного, которое должно вот-вот свершиться. Запомнились белые мамины носочки и её жёлтые туфли. А ещё мамины глаза. Они светились тихой радостью и переполнявшей гордостью за своего сына.