О Карамазовщине - Максим Горький

Горький Максим

А.М.Горький

После "Братьев Карамазовых" Художественный театр инсценирует "Бесов" произведение еще более садическое и болезненное. Русское общество имеет основание ждать, что однажды господин Немнрович-Данченко поставит па сцене "лучшего театра Европы" "Сад пыток" Мирбо,- почему бы не показать в лицах картины из этой книги? Садизм китайцев патологически интересен для специалистов, наверное, не менее, чем русский садизм.

Не будем говорить о том, что еще недавно "Бесы" считались пасквилем и что произведение это ставилось многими из лучших людей России в один ряд с такими тенденциозными книгами, каковы: "Марево" Клюшникова, "Панургово стадо" Вс. Крестовского и прочие темные пятна злорадного человеконенавистничества на светлом фоне русской литературы.

Очевидно,- господин Немирович знает, что есть публика, которой забавно будет видеть неумную карикатуру на Тургенева в годовщину тридцатилетия его смерти, и - приятно посмотреть на таких "дьяволов от революции", каков Петр Верховенский, или на таких "мерзавцев своей жизни", каковы Липутины и Лебядкины; ведь, глядя на них. очень легко и удобно забыть, что есть люди честные, бескорыстные, а несомненно, что ныне многие нуждаются в этом забвении, и вот Художественный театр послужит этой нужде - поможет дремлющей совести общества заснуть крепче.

Но оставим в стороне вопросы совести, а клевету и злые карикатуры сотрет история,-станем говорить о социальной пользе инсценировки "Бесов".

Меня интересует вопрос: думает ли русское общество, что изображение на сцене событий и лиц, описанных в романе "Бесы", нужно и полезно в интересах социальной педагогики?

Неоспоримо и несомненно: Достоевский-гений, но это злой гений наш. Он изумительно глубоко почувствовал, понял и с наслаждением изобразил две болезни, воспитанные в русском человеке его уродливой историей, тяжкой и обидной жизнью: садическую жестокость во всем разочарованного нигилиста и противоположность ее - мазохизм существа забитого, запуганного, способного наслаждаться своим страданием, не без злорадства однако рисуясь им пред всеми и пред самим собою. Был нещадно бит, чем и хвастается.

Главный и наиболее тонко понятый Достоевским человек - Федор Карамазов, бесчисленно - и частично и в целом-повторенный во всех романах "жестокого таланта". Это - несомненно русская душа, бесформенная и пестрая, одновременно трусливая и дерзкая, а прежде всего - болезненно злая: душа Ивана Грозного, Салтычихи, помещика, который травил детей собаками, мужика, избивающего насмерть беременную жену, душа того мещанина, который изнасиловал свою невесту и тут же отдал ее насиловать толпе хулиганов.

Очень искаженная душа, и любоваться в ней - нечем.

Может быть, она ищет некий стержень - прочное основание, которое укрепило бы, кристаллизовало, оформило ее, и потому бунтует, все разрушая, все грязня? Но грязью, мучительством, кровью не залечить своей раны, и пока эта безумная душа ищет себе стержня или наказания,- сколько она-попутно в монастырь или на каторгу - прольет в мир гнилого яда, сколько отравит детей и юношества!

Достоевский - сам великий мучитель и человек больной совести - любил писать именно эту темную, спутанную, противную душу. Но все мы хорошо чувствуем, что Федор Карамазов, "человек из подполья", Фома Опискин, Петр Верховенский, Свидригайлов - еще не всё, что нажито нами, ведь в нас горит не одно звериное и жульническое! Достоеоский же видел только эти черты, а желая изобразить нечто иное, показывал нам "Идиота" или Алешу Карамазова, превращая садизм - в мазохизм, карамазовщину - в каратаевщину.