Гуляйте уж одни, наслаждайтесь вереницею мамок и нянек с ребятами.
Опять пауза.
Позови кухарку. Надо завтрак и обед заказывать. Действительно, одно только и развлечение, что поесть хорошенько, говорит Пестиков.
Марфа! Иди сюда! кричит супруга.
В дверях появляется кухарка.
Так на завтрак мы мозги и яичницу начинает Пестиков. Яичницу ты, Марфа, сделаешь нам с ветчиной, но не из цельных яиц, а сболтай их с молоком. Сболтаешь и обольешь ветчину. Да прибавь зеленцы.
Задумали вы кушанье, которое одни вы только и будете есть. Не терплю я яичницу с молоком перебивает супруга. Яичница, так уж должна быть из одних яиц.
Тебе мозги, друг мой, останутся. Ведь завтрак это такая вещь, что и одного блюда достаточно, если впереди хороший сытный обед.
А сами, небось, будете два есть и мозги, и яичницу!
Не найду я вам, барин, здесь, в Лесном, хорошей ветчины заявляет кухарка. Здесь есть в лавке ветчина, но какая-то ржавая. Да и мозгов навряд теперь найдешь, ведь уж поздно, десять часов. Что было кухарки раньше расхватали. Мозги, почки, ножки все это надо с вечера в лавке заказывать.
Вот это тоже прелести нашей дачной жизни! язвительно замечает супруга. Ветчины нет, мозги с вечера.
Тогда сделай яичницу без ветчины, но только зелени побольше, зелени
А что же вместо мозгов? спрашивает кухарка. Бифштексики не прикажете ли?
Ну тебя с бифштексами!
Рыбки не изжарить ли тогда, окуньков? Рыбаки обличались с рыбой
Супруга сердится.
Ничего не надо к завтраку! кричит она. Колбасу сухую буду есть! Кофей и колбаса Ничего не стряпай!
Но зачем же, душечка, так? Можно что-нибудь другое придумать
Придумывайте сами, а я не хочу. Лень, тоска, скука завезли вы меня черт знает куда на дачу.
Но ведь сама же ты
Довольно.
Супруга поднимается с места и уходит с балкона.
Клавденька! Но надо хоть обед-то заказать! кричит ей вслед Пестиков.
Сами заказывайте. Все это мне надоело, скучно, слышится ответ.
Желаешь суп со шпинатом?
Вопрос остается без разрешения.
У немцев
Лесной. Девятый час утра, а на улице уже так и заливаются на все лады разносчики, выкрикивая названия съестных товаров. Вот в палисадник дачи вышел с террасы дачник, обрусевший немец Франц Карлович Гельбке, остановился у решетки и, смотря на улицу, начал вдыхать свежий утренний воздух, широко раздувая ноздри. По улице мимо него проехала телега и обдала его целым столбом густой пыли. Гельбке прищурил глаза, отвернулся и сказал: «Пфуй!» Гельбке был одет по-утреннему: в шитых гарусом туфлях подарок жены ко дню рождения, в старую коломянковую парочку и был без шляпы. Утренний ветерок свободно гулял по его коротеньким белокурым, как бы из пакли, волосикам и по таким же бакенбардикам на красноватом угреватом лице. Отчихавшись от пыли, Гельбке подошел к тощей клумбе, сорвал несколько цветочков и, сделав из них букетик, отправился в дачу, где, войдя в спальню, со сладенькой улыбкой остановился перед постелью жены и тихо произнес:
Du schlaefst[1], Amalia?
Нет, я не спит отвечала по-русски тощая немка, раскинувшаяся на кровати, и открыла глаза.
Da hast du![2] проговорил Гельбке и кинул на грудь жене букетик.
Франц!
Амалия!
Супруга раскрыла объятия, и Гельбке, стоя около кровати, погрузился в них.
Und du Du amusirst dich schon?[3] спросила она.
О, ja. Schon seit lange. Bei uns im Garten ist so ge-muthlich[4].
Хороший у нас сад, Франц.
Naturlich[5].
Хорошая дача.
О, ja.
Спасибо тебе, Франц, что ты мне нанял такой дача, проговорила по-русски супруга и спросила: Heute haben wir Sontag? Сегодня воскресенье?
О, ja. Вставай Сегодня мы будем целый день гулять и веселиться. Я придумал много, много удовольствий.
Danke, danke dir закивала головой супруга, поднялась на постели и начала надевать чулки.
Гельбке снова вышел в палисадничек, с гордостью посматривая на пяток тощих деревьев, на куст сирени и на единственную клумбу посреди них. Клумба была убрана скорлупками из-под устриц, стеклянными разноцветными шариками с рождественской елки. Эта была работа рук его супруги, Амалии Богдановны.
Раки! Живы крупны раки! раздался голос разносчика.
Раки! Давай сюда раки! крикнул Гельбке.