Протокол 06 «Ева» - Юлия Давыдова

Юлия Давыдова

Протокол 06 «Ева»

Через тысячу лет найду

Вечерняя метель занесла дорогу к дому. Мужчины тонули в сугробах.

 Скорее, прошу вас!  посыльный графа Валуева едва ли не затащил доктора Петра Балашова на ступени лестницы и сразу дёрнул шнур звонка.

Дверь распахнулась мгновенно. Похоже, лакей дежурил возле неё. Уже через минуту врач был сопровождён в комнату больного. Ещё вчера вечером сын графа четырнадцатилетний Александр почувствовал недомогание, а сегодня ближе к ночи у ребёнка начался жар.

В спальне горничная зажигала новые свечи, на тумбе возле кровати стояла чаша с колотым льдом, лежали полотенца. А на мокрой постели, в насквозь пропитанной потом пижаме разметался юный Александр. Его мать  графиня Валуева, сидела возле него, прижав к груди икону Богородицы, и отрешённо смотрела на сына.

 Пётр Германович, голубчик, помогите, прошу,  произнесла она, обратившись к доктору. Голос графини задрожал.

Балашов положил руку на лоб мальчика. Огонь. От всего худого тела ребёнка поднимался жар. Страшно сказать графине об этом. Как бы не пришлось приводить её в чувство после.

 Александр Михайлович, слышите меня?  доктор наклонился над мальчиком.

Юный Валуев открыл глаза, а Балашов, приставив к его груди стетоскоп, слушал хрипы в лёгких. Опять. Уже второй раз за год ребёнок переносил пневмонию. Прошлой весной едва не умер на руках у доктора, и вот снова.

 Пётр  Александр узнал своего врача, но губы совсем пересохли и он не смог договорить.

 Наташа,  Балашов обернулся к горничной.  Дайте чаю.

Девушка поднесла чашку. Доктор приподнял голову Александра, чтобы тот смог сделать глоток.

 Как это вас, голубчик, угораздило снова заболеть?  покачал головой Балашов, совсем матушку не бережёте.  Пока граф в отъезде, кто же заботиться о ней будет?

На бледном лице мальчика появилась слабая улыбка.

 Чуть-чуть поболею, Пётр Германович,  прошептал он,  совсем чуть-чуть.

 Вот и договорились. До утра вам время даю,  наигранно шутливо согласился доктор.

Часы в гостиной пробили девять ударов. Метель за окном усилилась, и было видно, как бьются о стекло её снежные потоки.

 Тяжёлая ночка у нас c вами будет, Александр Михайлович,  произнёс доктор,  боритесь изо всех сил. А то одними лекарствами ваш недуг не возьмёшь.

 Помню,  слабо кивнул мальчик. Губы снова пересохли, и он, тяжело дыша, спросил:  Гроза на улице?

Все, кто был в комнате, удивились лишь на мгновение. Видимо, от сильного жара начался бред.

 Нет, что вы, голубчик,  ответил Балашов.

 Что так гремит?  шептал Александр.  И запах гари дышать не могу. Так не должно быть, смещение с траектории выхода Нина

Темнота окутала сознание, и Александр уже не видел, как плачет матушка у его кровати, слушая бессмысленные слова своего единственного сына, как доктор натирает его грудь касторовым маслом и меняет холодные полотенца на лбу.

Гул тормозных двигателей стихал, швартовые грейферы наконец уцепили корабль, подтягивая его к шлюзу станции. Повреждения, полученные в результате неправильного выхода из канала отражения ИВП, устраняла автоматика. Запах гари так и стоял, хотя пожар, возникший из-за перегрузки энергосистемы, уже был потушен. Снаружи продолжались удары, и дрожь всё ещё бежала по железному телу корабля.

Вадим с трудом встал с места, держась за спинки соседних кресел. Тупая боль растекалась в груди, и кровь с рассечённого виска текла в глаз. Он никак не мог её убрать, безуспешно растирая веки тыльной стороной ладони.

Первый самый мощный удар причинил тяжёлые повреждения пассажирам. От удерживающих устройств многим переломало рёбра, а на тех местах, где не выдержали сами кресла, их треснувшие края прошли насквозь через людей. В нарастающем шуме испуганных голосов и стонов боли, сопровождающий офицер группы двинулся между рядами, хрипло говоря:

 Раненым не двигаться! Ждём!

С характерным шипением открылся люк пассажирского отсека, вбежали сотрудники службы приёма и медики:

 Кто на ногах  самостоятельно на выход!

Не было даже секунды, чтобы спросить что произошло. На корабле прибыло почти триста человек, и все они оказались в атриуме станции уже через пятнадцать минут.

Вадим, едва войдя, взглянул сквозь обзорный купол над головой и замер. Один из причалов был полностью уничтожен. Было видно, что навигационное зеркало развёрнуто неправильно. Огромный диск, диаметром почти сто пятьдесят метров на мощной мачте отклонился на десятки градусов, а это значило, что ни один корабль, идущий по каналу отражения искривления времени и пространства, не доберётся до выхода. Или выйдет со смещением и ударится о станцию, как произошло сейчас. Но Вадим замер не по этому.