Прошел тишайший снегопад
На ветках новая пороша.
Мир стал заманчиво-хорошим,
И просветлел любимый взгляд.
Прошел тишайший, тишайший снегопад
Когда мы спросили, чья это песня, он ответил: моя. И отвернулся. Ростом он был по-прежнему выше каждого из нас высокий, сутулый, полный нездоровой, рыхлой полнотой; он сидел, положив на стол по-женски белые руки, и лицо его было матово-белым, словно светилось изнутри.
Мать Леши, в прошлом балерина, вела студию хореографии в городском клубе работников связи. Мы часто встречали ее, когда Леша отбыл обратно в училище, совершавшую вечернюю прогулку в сопровождении Лиды. Женщина шла рядом с Лидой, зябко кутаясь в блестящий плащ, тени и пудра лежали на ее лице таким же плотным слоем, как, вероятно, грим в былые времена.
Нам говорили, что в училище Леша Гладков считался актером с будущим, но нам в нем было чуждо всё: профессия его матери и его собственная, квартира, оклеенная театральными афишами спектаклей, сыгранных задолго до нашего рождения, его бледное лицо, сочетавшее в себе надменную утонченность, ум, усталость и полнейшее равнодушие ко всем нам, его речь, обезличенная правильностью, не всегда понятная нам и временами звучавшая, как скрытая издевка.
С той минуты, как Леша увидел Лиду, он пробыл в городе сутки; сутки потребовались ему, чтобы проводить Лиду со дня рожденья Нины Салажной, условиться с Лидой о встрече, привести ее на следующий день к себе домой, а после ее ухода сложить вещи в чемодан, выйти на улицу, остановить такси и успеть на московский поезд, отправлявшийся в 22:30. И мы позабыли о нем. Лида продолжала работать инспектором Коминтерновского отделения Госбанка, ее отец выиграл приз за подледный лов второй по счету, а ее мать продолжала подробнейшим образом расспрашивать нас по телефону, о чем мы собираемся говорить с ее дочерью и не надо ли чего передать. В ее голосе мы слышали желание беседовать с каждым из нас как можно дольше.
Лиду, гуляющую по улице об руку с мамой Леши Гладкова, мы впервые увидели весной. Снег к тому времени почти стаял, и обе они медленно обходили черные лужи талой воды. Раз в неделю Лида приходила к Гладковым, убирала в комнате Леши, а потом брала с полки первую попавшуюся книгу будь то Аполлинер или пьесы Ануя и читала часами, сидя в продавленном кресле и подобрав под себя ноги. Когда темнело, они вместе с матерью Леши выходили из подъезда, и немолодая, преждевременно увядшая женщина шла рядом с Лидой, поминутно отставая и улыбаясь слабой улыбкой, как выздоравливающая больная. Потом Лида возвращалась домой, ужинала, брала тарелку с едой и мазь от пролежней и отправлялась в комнату матери. Весной они с отцом сказали друг другу едва ли двадцать слов.
Летом Лида провела месяц в деревне. Вернувшись из отпуска, она первым делом уволилась из банка и поступила работать преподавателем в учетно-кредитный техникум. Ни у кого и в мыслях не было, что за Лиду замолвил слово ее отец ни человека, ни обстоятельств, способных заставить его сделать это, не существовало.
С наступлением осени Лида перестала ходить в квартиру Гладковых об этом попросила ее Лешина мать. Леша женился в Москве и прислал матери цветную фотографию жены. Девушка была снята в свадебном платье, голова ее была неестественно повернута вполоборота, так, словно ее душил воротник.
После разговора с матерью Леши Лида испытала странное облегчение: теперь она, по крайней мере, твердо знала, на каком она свете. Преподавательницы учетно-кредитного техникума были немногим старше ее, и Лида с обостренным интересом стала вникать в их интимные дела, разговоры о которых до этого пропускала мимо ушей. У одной из ее сослуживиц был муж-аспирант и любовник полковник в отставке, работавший в одной из организаций ДОСААФ. Мужу было двадцать восемь, полковнику пятьдесят четыре. Другая сослуживица Лиды вышла замуж по любви. Она была недотрогой, но познакомилась с мужем в автобусе. За два часа до церемонии бракосочетания он признался, что страдает половым пороком, но мать девушки завуч средней школы сказала, что свадьбу всё-таки следует отпраздновать, а развестись можно позже и без лишнего шума. У большинства же преподавательниц не было решительно никого. Поразмыслив, Лида пришла к выводу, что ей еще повезло. У нее сохранились воспоминания о шепоте, баюкающих и томительных прикосновениях и жарком ужасе того, что она испытала. К тому же книги, которые она успела прочесть в маленькой комнате с большим зеркалом она не раз представляла, как Леша заучивал перед ним свой первый актерский урок, сообщили ей ровное отношение к происходящему и сознание, что положение невесты, а впоследствии жены не единственное, в каком может пребывать женщина.